Эпоха последних батыров. Радик Темиргалиев

который отмечал, что казахи – «народ кочевой; сила у них все решает; наисильнейший не только бывает прав, но в большее еще тем приходит уважение; кто из них оказал более грабежей, тот получает почетное название батыря, слово означающее богатыря. У них нет другова уважения; сам хан их ничего не значит и подданные поступают с ним, как кто к нему расположен. Все что человеку льстит на сем свете – честь, уважение и благосостояние, почитается у них в одних грабежах и воровствах».

      Необходимо признать, что скотокрадство и барымта играли огромную роль в повседневной жизни кочевников, хотя соседние оседлые народы не видели между ними особой разницы. Для них то и другое являлось лишь откровенным самоуправством и циничным грабежом. Стоит отметить, что и сами кочевники разницу ощущали слабо. Ведь то, что один род мог считать священной барымтой, другой род мог квалифицировать как наглое попрание всех норм степного права. Объяснение этому заключалось в том, что барымта являлась средством обеспечения иска, взимания залога, ареста на имущество, принудительным исполнением судебного решения и многих других, не всегда юридических, функций, в то время как угон скота был всего лишь угоном скота, где воры и грабители ощущали себя ворами и грабителями.

      Впрочем, кражи скота тоже расценивались двояко. Кража козы, барана, коровы или верблюда вызывала только огромное общественное презрение к вору, в то время как похищение прекрасного аргамака либо табуна откормленных кобылиц расценивалось как доблесть настоящего джигита. Это тоже был один из путей, чтобы стать батыром.

      Также почтительно в степи относились к набегам на соседние оседлые народы. Собственно говоря, по этой причине кочевников не любили. «С кем вы ни поговорите – с персами и азербайджанцами о туркменах или с русскими и татарами-перселенцами Западной Сибири и Оренбурга, китайцами и кокандцами о киргизах, всюду услышите то же отрицательное суждение», – писал В. В. Радлов. Естественно, что это отрицательное мнение было связано с набегами кочевников, и подтверждений этому было очень много. Так, П. И. Рычков отмечал, что «национальный нрав и общее застарелое обыкновение киргиз-кайсацкого народа есть склонность к воровству и грабительству соседственных к ним народов».

      Конечно, подобные мнения имели право быть высказанными, и со своей стороны они были совершенно справедливыми, но несомненно и то, что авторы подобных высказываний смотрели на кочевников с точки зрения своей культуры. Их удивляли поступки, которые казахи считали обыденными. Так, множество исследователей были искренне поражены, что, наряду с вполне ожидаемыми варварскими привычками, степняки обладали набором положительных качеств, в целом не свойственных для оседлых народов. К примеру, И. Казанцев отмечал: «Киргизы тверды в исполнении своих обещаний: давши слово, они свято его держат, хотя бы для того нужно преодолеть все возможные препятствия. Торговцы наши раздают киргизам в долг товары, хлеб и прочее, и они