Гений пустого места. Татьяна Устинова

не наблюдалось.

      Он вышел из ванной и некоторое время еще помнил о том, что должен втягивать живот, чтобы произвести это самое впечатление, но увидел картошку с мясом – и позабыл.

      Картошка была горячая и дымилась, котлеты шкварчали на сковородке, дух шел упоительный. Хохлов сел за стол, взял кусок хлеба, посолил его и затолкал в рот.

      – Я же тебе кладу уже!

      – Не могу, – сказал Хохлов с набитым ртом. – Сейчас умру от голода.

      Она поставила перед ним громадную тарелку, полную еды, и сбоку еще примостила два огурчика, крепеньких, солененьких, и еще посыпала гору какой-то травкой, от чего запах стал совсем уж невозможный, и Хохлов схватил вилку и стал есть, и глаза у него сделались бессмысленные.

      – Где это ты так оголодал?

      – Целый день не ел.

      – Что так? Поел бы.

      – Некогда было. Слушай, Ариш, а выпить есть?

      Она удивилась. Хохлов никогда не ездил за рулем, подвыпив. Такое у него было железное правило.

      – А как ты поедешь?

      – Я не поеду. – Он дожевал огурец и схватил второй. – Пустите переночевать, хозяйка! Сами мы не местные, нас в поезде ограбили, вот справка…

      – Мить, ты что? С Галей поссорился?

      – Какие все, черт возьми, проницательные! – сказал Хохлов вполне добродушно. Он всегда становился добродушным во время и особенно после ужина. Добродушным и сонным. – Ну, поссорился, и что?!

      Арина присела напротив и посмотрела на него.

      – Я тоже с Кузей поссорилась, – объявила она. – Представляешь?

      Хохлов ел котлету и невнятно промычал, что представляет. Хотя ничего такого представлять ему решительно не хотелось. Но Арина ждала вопроса, и он его задал:

      – Выпить есть?

      Это был явно не тот вопрос, но про Кузю Хохлов не хотел слушать даже после котлеты.

      – Того, что ты пьешь, у меня все равно нет.

      – «Это», то есть что?

      – Виски.

      – А что есть?

      Она засмеялась.

      – Водка есть. Дать?

      – Давай.

      Она вытащила из холодильника бутылку, а из буфета крохотную затейливо-хрустальную рюмочку на высокой ножке и водрузила перед Хохловым.

      Он покосился на рюмочку:

      – Ари-иш, отсюда пить нельзя. Только нюхать можно. Рюмка на три понюшки, как раз хватит.

      – А чего же тебе дать?

      Хохлов подумал.

      – Ну, стакан дай, что ли!

      Она убрала рюмочку, достала стакан и сказала, что ему нужно записаться в клуб анонимных алкоголиков. Он пообещал, что непременно запишется, налил себе холодной водки, тяпнул и посидел с блаженным видом, как буддийский монах, почувствовавший первые признаки надвигающейся нирваны.

      Потом он быстренько все доел и еще хлебной коркой подчистил тарелку, корку тоже съел, с сожалением посмотрел на початую бутылку и аккуратно поставил посуду в раковину. Он бы еще выпил, но Арина же сейчас станет нудить, чтоб не пил, что пить, как и есть, вредно, и вообще, она заметила: в последнее время он стал больше выпивать, и это ужасно, потому