Законы безумия. Мария Высоцкая

Этот прохиндей уже успел где-то бухнуть пивка. Копперфильд, блин.

      – Шелест, – закидывает свою граблю мне на плечо, – ты че такой убитый?

      – Я б на тебя посмотрел, если б ты хотя бы одну третью моей тренировки выволок.

      – Да ну тебя. Оно мне не надо.

      – Эт я понял. Ты че такой красивый?

      – С девочкой в городе познакомился.

      – Ты в город лазил?

      – Ага.

      – Бл*, мы ж договаривались, что так не делаем больше.

      – Я один раз.

      – Мелок, – говорю тихо, но чувствую, что он и так все понял. Убирает лапу с моего плеча.

      – Все, не разгоняй воздух. Больше не повторится. Если с нами, как с людьми, то и мы так же.

      – Че за девка-то?

      – Катюха, – лыбится, – у нее батя – владелец банка, ну этого, как его, у нас тут на углу точка есть.

      – Да понял я. Мажорка? – кривлю губы. – А как же это твое коронное, с такими, как они, в одно поле ср…?

      – Завались, Богдаша, – плюет в сторону. – Ты б ее видел.

      – Видел я тут одну. Дура дурой, и нос холодный. Пошли уже. Ромео!

      Мелок корчится, пытаясь отвесить мне леща. Но это бесполезно. Перехватываю его граблю, заламывая за спину. Не сильно. Не больно. Но чтоб неповадно.

      – Отпусти. Лось.

      – Не ной.

      Мы почти вваливаемся в коридор, подкалывая друг друга. На ходу стаскиваем куртки, направляясь в столовку. Как раз к ужину.

      ***

      Следующий день кажется каким-то торжественным. Все поздравляют Марину, жрут торты и по сто раз ходят пить чай. Столовка сегодня работает целый день.

      Баженова улыбается, играет с малышней, а я стою в стороне и бешусь. Бешусь от всего, что здесь происходит. Меня раздражают все собравшиеся вокруг люди, меня тошнит от воплей и смеха малявок, которых она поднимает на руки. Она, с*ка, ведет себя до безумия непрофессионально, потому что не имеет права привязывать к себе детей, не имеет права проявлять к ним столько любви, заставлять зависеть от себя, ставить перед собой на колени.

      Не имеет, но делает… Она относится ко всем одинаково, с любовью, больной радостью в глазах. А меня тошнит. Меня разъедает изнутри. Потому что я не хочу этого. Не хочу, чтобы ее внимание было всеобщим. Оно должно, оно просто обязано быть моим.

      У нас с ней столько общего. А еще она до дури похожа на мою маму… или же мне просто хочется так думать.

      – Ребята, – она поджимает губы, – вы все такие замечательные, вы устроили мне такой праздник. Спасибо вам огромное.

      Все хлопают, а я тупо повторяю за окружением. Я даже не слышу, что она еще говорит, не слышу до тех пор, пока в помещении не становится подозрительно тихо. Моргаю, фокусируя взгляд.

      – …ребята, я хочу пообещать вам, что ничего не поменяется. На мое место придет очень хороший человек – Алексей Витальевич. Это мой друг, мы вместе учились, он, кстати, многодетный отец.

      Из-за двери выходит широкоплечий мужик, с едва виднеющейся сединой. На носу очки, на шее галстук. Ухахатываюсь внутри, но мне ни хрена не смешно, мне, с*ка, вообще не смешно. Только в этой ср*ной жизни появилось хоть что-то хорошее, как и это у меня выдирают