Законы безумия. Мария Высоцкая

возможности двигаться. Он смотрит на меня, изучает. Склоняет голову вправо, губ касается едва заметная улыбка. Она хищная, как у лиса, вышедшего на охоту.

      Я смотрю на него, пытаясь выдержать напор его бешеной энергетики. Она подавляет, он плещет эмоциями. В его глазах буря, нет, в них полнейшее безумие.

      Я сглатываю, чувствуя, как сердце совершает очередной кульбит, вздыхаю, касаясь пальцами шеи.

      Богдан вскидывает голову, и его громкий, надрывный голос прокатывается по классу:

      «Пой же, пой. На проклятой гитаре

      Пальцы пляшут твои в полукруг.

      Захлебнуться бы в этом угаре,

      Мой последний, единственный друг.

      Не гляди на ее запястья

      И с плечей ее льющийся шелк.

      Я искал в этой женщине счастья,

      А нечаянно гибель нашел.

      Я не знал, что любовь – зараза,

      Я не знал, что любовь – чума.

      Подошла и прищуренным глазом

      Хулигана свела с ума».

      Он читает с интонацией, с душой нараспашку, читает и не сводит с меня глаз. Ощущение его интереса образует во мне сгусток растерянности и трепета. Я поджимаю губы, внутренне улыбаясь. Паша замечает мое напряжение и придвигается ближе, накрывая мою ладонь своей. Кажется, этот жест не уходит и от внимания Богдана. Я всеми фибрами души желаю, чтобы Сомов убрал от меня руки, но демонстративно кладу ладонь поверх его. Шелест кривит губы, делая паузу, а после продолжает:

      «Пой, мой друг. Навевай мне снова

      Нашу прежнюю буйную рань.

      Пусть целует она другого,

      Молодая, красивая дрянь».

      Последнюю строчку он почти шепчет, а мое сердце падает вниз. Он с извращением смакует каждое слово, будто обращаясь ко мне.

      Богдан замолкает, и класс вновь наполняется тишиной.

      Анна хлопает, лучезарно улыбаясь.

      – Богдан, – прикладывает ладонь к груди, – как выразительно, не ожидала, – признается Аннушка.

      Класс слышит звонок и начинает собираться.

      – Ах да, Богдан, совсем забыла, тебя вызывают к завучу.

      Я замираю. Сомов вальяжно поднимается из-за парты, буравя Шелеста взглядом. Пашка явно доволен собой, а мне припоминаются его слова в зале о том, что Шелеста здесь завтра не будет. Вот и хорошо. Не подходит он для этой школы, он другой.

      Хотя, если быть с собой честной, я просто до коматоза боюсь того, что моя ненависть к нему может оказаться совсем иным чувством.

      Толкаю Пашу в плечо, чтобы он переставал играть в гляделки, я так опоздаю домой. После школы мне нельзя болтаться в городе, иначе отец будет мной недоволен.

      Стаскиваю сумку со стула и, опустив глаза, иду к выходу.

      У школы, как и всегда, меня ждет водитель. Забираюсь на заднее сидение Мерседеса, Паша лезет следом, предварительно отпустив свою машину.

      – Антон, выключи, пожалуйста, музыку, – говорю водителю, откидывая волосы назад.

      – Хорошо, Герда Брониславовна.

      Антон выключает радио, а я вытаскиваю из сумки тетрадь по истории, нужно повторить даты. Если