Игра в бирюльки. Сергей Венедов

зная, что станет графом Монте-Кристо. Иногда, просыпаясь ночью, Кранцев терялся в докадках по поводу поразительного бездействия спецслужб: свои ничего ему не поручали, чужие не пытались его вербовать. Неужели он так им неинтересен или не достоин доверия?

      Пережевывая все эти тревожные мысли длинными одинокими ночами, когда не приходил сон, Артем между двумя глотками виски нет-нет да и представлял себе стройные бедра машинистки Риты, тихо, как мышка, сидевшей в своем углу в пяти метрах от его комнаты по коридору. Во сне ему виделось, как он преодолевает короткую дистанцию между своей квартирой и девушкиной, стараясь бесшумно прошмыгнуть мимо двери Михалыча и его бдительной супруги Прасковьи Павловны. Миссия почти невыполнимая. Однажды такой момент все же представился: соседи уехали в Париж на пару дней по делам генконсульства. Воздух Прованса, пропахший лавандой, заполонил комнату, и третий глоток виски придал смелость фантазиям Кранцева. Он представил себе, как дверь в комнату Риты открывается без малейшего шума и девушка, стоявшая у окна, медленно разворачивается в сторону незваного гостя, пронзив его спокойным и понимающим взглядом, как если бы давно ждала его появления. На ней длинная майка с эмблемой BMW и больше ничего. Ее волосы пропахли лавандой, как и ветер, пробивавшийся в маленькое окно. Волнение первого прикосновения подавил тот самый последний глоток виски.

      И вот, не произнося ни слова и дрожа, словно от внезапного наплыва холода, Рита уже увлекает его, Кранцева, в свое незатейливое ложе – на широкий старый топчан с душистыми простынями, чтобы уже там крепко обвить его длинными, жадными руками. Вот они уже потеряли счет времени и на протяжении долгого соития не произносят ни слова. Когда движения стихают, привидение тощенькой Риты нежно целует Кранцева в шею и, еще раз прижавшись к нему всем телом на прощание, нежно сталкивает его с топчана, все так же молча указывая на дверь.

      В этом месте, насмотря на виски, сознание все же вернулось в шальную голову Артема и вовремя подсказало, что он заснул от выпитого на своем диване и что от стройной девушки его сна исходит тошнотворный запах мускуса, пота и неутоленной женской плоти, слишком терпкий, чтобы притягивать.

* * *

      Последние несколько недель, остававшиеся до отъезда из Марселя, Кранцев прожил в полной гармонии с феерической красотой зелено-голубого Прованса, часто наведываясь в излюбленные места своих прогулок между Тарасконом и Параду с одной стороны и между Лаванду и Раматюэль – с другой. Или возвращаясь в Динь-ле-Бен, где жили персонажи Себастьяна Жапризо из романа «Убийственное лето», его любимой книжки этого периода. Ему не нравилось бродить по ведущей к старому порту главной улице Марселя – знаменитой Канебьер, приобретшей в последнее время вид арабского базара с неприятным, дешевым запахом кускуса, кебаба, мергезов, шаурмы и прочих сомнительных угощений местной мусульманской общины. Лишь иногда, двигаясь в сторону старого порта, он с тоской глядел