Качим-кермек. Возвращение. Владимир Глухов

Здесь важно все: сюжетный мотив с определенным эмоциональным состоянием (задумчивый взгляд девушки в картине «Навруз»); композиция с определенным ракурсом (бредущий вдалеке ослик на фоне деревни в «Оазисе»).

      Особое значение придается необычному освещению. Так, в лучах закатного солнца все окрашивается в какие-то невероятные цвета, листва деревьев, сухая трава превращаются в золото, а спина быка становится огненно-красной с едва различимым орнаментом золотых отблесков последних лучей («Дорога домой»). Мы видим не сиюминутную картинку, но угадываем за происходящим здесь и сейчас разворачивающееся в вечном времени событие: спешащий дервиш погоняет быка, и тот перебирает ногами, качает головой от усилий при восхождении на холмы. И в то же время фигура наездника застыла в недвижимости, и кажется, длительность этого мгновения не окончится никогда.

      В работах последних лет появляется постоянный мотив: присутствие дальнего и непостижимого космоса, явленного в том или ином воплощении. Иногда это выглядит как необъяснимый свет, разноцветными бликами взрывающий голубую небесную гладь («Хороший человек Саид-ака»). Или нависшие над домами светила-планеты, до которых можно добраться по обыкновенной лестнице («Ночные конфеты»). Или луна, проливающая сияющие волны холодного света на наш мир, по-иному окрашивая поверхности предметов, превращая красное в зеленое, желтое – в синее («Луна и грош»). Луна заглядывает в окна домов, любопытствуя, что происходит у людей, о чем они думают («Странный звук»). Лучистые звезды пристально всматриваются сквозь купол небес и как будто принимают участие в событиях человеческой жизни («Сретенье»). Герои этой композиции могут быть обычными людьми, простыми родителями появившегося на свет младенца, или же персонажами древних иранских, библейских или мусульманских сказаний. Пейзаж за спиной героев с равной вероятностью может быть палестинским, а может и таджикским. Эта многозначность возникает благодаря тому, что В. Глухов обращается к различным художественным традициям, очень умело приводя их в гармонию. Силуэты фигур напоминают иконописные изображения, в то же время в стилизованных чертах одежды можно видеть азиатские мотивы. Цветовое решение приближается к колористической системе национальной таджикской школы живописи, но в равной степени к приемам русского авангарда. Наслоение разных культурных традиций, их общность чувствуется также в полотне «Искушение правоверного Ибрагима». Герой напоминает и святого Иеронима, погруженного в писание, и святого Антония, окружаемого нечистью, и даосского отшельника, сосредоточенного на медитации.

      И все же, намеренно или ненамеренно, Владимир Глухов практически во всех своих произведениях так или иначе воспроизводит Азию, воссоздает воспоминания об этой земле. Если он непосредственно обращается к излюбленной восточной тематике, то проводит параллели, намечает аналогии с другими мистическими традициями мира. Если же он находится в другом культурном пространстве