Я слежу за тобой. Тереза Дрисколл

винит? Зачем тогда говорить о вине, если никто меня не винит?

      – Сара, милая, не надо так. Ее найдут. Я знаю. Я позвоню вниз.

      – Нет. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Все. Просто оставьте меня в покое.

      Мать Сары достает мобильник из кармана и начинает искать в другом кармане очки. Тут раздается стук в дверь.

      – Наверное, это они.

      Входит тот же детектив, что и в первый раз, но женщина-полицейский другая, и с ними отец Сары.

      – Что, есть новости? – встает мать Сары. И вновь садится, когда полицейские синхронно качают головами.

      – Тебе удалось отдохнуть, Сара? В состоянии говорить? – спрашивает женщина-полицейский.

      – Я была не пьяная. Когда мы разговаривали. Я была не пьяная.

      – Да.

      Взрослые переглядываются.

      – Мы просмотрели записи с камер наблюдения, Сара. Из клуба. – Голос детектива звучит жестче. – К сожалению, не все камеры работали. Но там есть кое-что, чего мы не понимаем, Сара. И нам позвонила свидетельница.

      – Свидетельница?

      – Женщина с поезда.

      Сару охватывает дрожь. Разоблачение. Мороз по коже.

      Кровь отливает от ее лица.

      Год спустя…

      Июль 2016 года

      Глава 4

      Свидетельница

      Я не обманывала себя.

      Я отлично представляла, что за неделя меня ждет. С одной стороны, теплилась надежда, что телепередача по случаю годовщины даст новый толчок расследованию. С другой стороны – страх: на меня снова будут коситься. «Это та женщина. Помнишь? Женщина, которая промолчала. В поезде. Когда пропала девушка. Господи, уже год прошел?»

      Но я все равно хочу этой реконструкции в «Криминальном часе» – для семьи. Для бедной матери. Я только не хочу там участвовать.

      Понятно, да? То есть я не против, чтобы они спрашивали. Хотя Тони разъярился, поразившись, что у полиции хватает наглости звонить. «Вы раскрыли ее имя. Вы позволили всем осуждать ее и теперь ждете, что она придет на вашу телепрограмму…»

      Он все еще убежден, что утечка была намеренной, что мое имя попало в прессу не случайно. Доказательств у меня нет, и я, честно говоря, сама не знаю, что думать; знаю только, что не хочу, чтобы принялись заново все ворошить. Снова копаться в грязном белье. Осуждать меня. Ненавидеть.

      Даже постоянные покупатели в магазине бросают на меня странные взгляды. Хотя и не имеют в виду ничего плохого.

      Пресс-служба полиции утверждает, что никакой утечки не было; они только сказали нескольким репортерам, что свидетельница в поезде ехала на конференцию. Но, видимо, еще и уточнили – на какую конференцию, иначе откуда у журналистов сведения, что я флорист? Так или иначе, кто-то из писак проверил конференции и семинары флористов, нашел участников из Девона и Корнуолла – и в итоге оказался у нас на пороге.

      До сих пор вспоминаю это с содроганием.

      Конечно, будь я тогда сообразительней, они ничего не смогли бы подтвердить. Додумайся я сказать «не понимаю, о чем вы», им пришлось бы убраться. Но я не додумалась. А ляпнула – понимаю, как сглупила, – совершенно растерявшись: