Жили-были… были-Жили. Алексей Алексеевич Иванов

правильно ли делает мужик?

      С землёй работать может?.. не отвык?

      По-деловому, словно бригадиры,

      Боясь запачкать новые мундиры,

      Посовещались, грозно крикнув мужику,

      Перекусили, что подали, на бегу

      И снова побежали мерить пашню,

      Забыв про отдых и бедлам вчерашний.

      Снуют скворцы, шныряют воробьи —

      У них заботы и дела свои.

      От «бригадиров» держатся подальше:

      «Да ну их к лешему! им кланяться нижайше.

      Начнут свои советы раздавать:

      Как нужно жить, что делать, как пахать,—

      Примерно так ответил бы вам каждый,

      Когда б спросили вы однажды

      Хоть одного из копошащихся скворцов

      Или мелькающих с добычей воробьёв.—

      Без них своих проблем по горло!!

      Орёт весь день голодных прорва.

      Лишь успевай, родимый, мышковать.

      Не разлежишься! В пять утра вставать.

      Паши, как вол, с рассвета до заката,

      Что раздобудешь – твоя зарплата.

      Потом смотри птенячьи куражи:

      Найди, обмой и в рот им положи!

      Повырастают, махнут крылами —

      Только видали за облаками.

      Крестьянская ты доля птичья нелегка».

      А мысли мрачные не отпускают мужика:

      «Лошадка бедная едва уж тянет,

      Похоже, скоро день настанет

      Пойти в убой, на колбасу.

      Как этот день перенесу?

      Мы ж вместе с ней растили деток.

      Уехали давно… в деревне нет их.

      А помнится, катались на санях —

      Восторга сколько было в их речах!

      А детский крик какой стоял на улицах деревни! —

      На днях Глава сказал, что очень древней.

      Архивы в городе какие-то достал.

      Заняться нечем – вот… наковырял.

      Грозится юбилей устроить всем на славу.

      Всё деньги клянчит – нашёл забаву.

      А праздновать прикажете кому?

      Когда б почивших пригласить к столу,

      Тогда бы точно получился праздник людный.

      Прости мне, Господи, за бред мой безрассудный».

      Припомнив Господа, мужик остановился,

      Как будто внутренне, в душе, перекрестился.

      – Тпру-у-у!.. Погоди, родимая… постой.

      Давай передохнём-ка мы с тобой.

      Послушная остановилась лошадь.

      Трудись-трудись, а передых положен:

      Так было в жизни испокон веков,

      От прадедов и наших стариков.

      Бока трясутся, лошадь дышит тяжко.

      – Такая доля…терпи, бедняжка,—

      Семён похлопал влажные бока,—

      Моя планида тоже нелегка,—

      Погладил морду, потрепал ей чёлку.—

      Ничё, родимая, что ныть без толку?

      Не в первый раз нам жилы рвать – поди, не сдохнем.

      Пойду воды хлебну – во рту всё пересохло.

      По полю вспаханному медленно пошёл,

      Чтоб убедиться, всё ли хорошо,

      Не слыша криков, не смотря на «бригадиров» —

      Ему плевать, что чёрные у них мундиры.

      В разводах белых и в поту его рубаха.

      Но нет в нём страха.