Ты обязательно простишь. Марина Стекольникова

напишу, буду честен с самим собой. Я полюбил и погружаюсь в это чувство всё глубже. Как она хороша, как разумно вела себя в экстремальной ситуации. Необыкновенная девушка.

      * * *

      1975

      Тридцать первого августа квартиру наполняла радостная суета. Две семьи готовились к судьбоносному дню – первому сентября. Слово «школа», даже не так, а «ШКОЛА» большими буквами, заполняло собой мысли всех квартирантов, даже Демьяна Силантьевича. Хотя старик и не имел никакого отношения к предпраздничным хлопотам, таким, как покупка цветов, наглаживание формы, сбор учебников, тетрадей, ручек и прочей «канцелярии», деваться от заполнявших квартиру разговоров на тему «первый раз в первый класс», обсуждений завтрашних мероприятий и меню коллективного обеда ему было некуда. Тем более, что его тоже настойчиво приглашали принять участие в пиршестве, рассчитывали на его посильную помощь и выспрашивали, что он предпочитает на второе – рыбу или мясо. Устав отнекиваться, «домовой» сдался и покорился своей участи, решив как-нибудь пережить завтрашний день, а потом с чистой совестью продолжить своё замкнутое существование. По случаю воскресенья все были дома, активно передвигались по квартире и мешали все и каждому, то и дело сталкиваясь в кухне, в коридоре и прихожей. Это продолжалось до тех пор, пока бабушкам не надоело постоянно натыкаться в неподходящих местах то на детей, то на внуков, и они не выпроводили дедушку Олиса, Антошку и Аньку на прогулку. И, конечно, внуки с дедушкой в первую очередь пошли в любимый двор к родной песочнице, но там никого из их пятёрки не оказалось. Тогда они переместились в другой двор с садиком – в дом номер пять по той же Социалистической. Детей там тоже не было. Вернее они были, но совсем чужие и уже большие, так что Антошке и Аньке пришлось довольствоваться обществом друг друга. Зато обнаружилась компания для Олиса Тойвовича – на скамейке около бывшего фонтана в виде двух мальчишек с гусем, рвущимся из их рук в небо, о чём-то грезила его давняя знакомая. Пристроив внуков на качели, Олис Тойвович присел рядом с ней и заговорил:

      – Как Вы думаете, Елизавета Марковна, удалось этой несчастной птице обрести свободу?

      Елизавета Марковна, поэтесса Вольская, которой некогда так испугалась Анька, словно очнувшись от сна, посмотрела на Карху, узнала его и улыбнулась:

      – Да… Сколько помню себя, столько и этот фонтан. Даже помню времена, когда из него струилась вода… А Вы, Олис Тойвович, с внуками гуляете? Подросли они…

      – Завтра в школу. Так-то… А Вы, мне кажется, снова пишете?

      – Понемножку. Только стихи уже редко. Пишу больше воспоминания… И вот, что интересно: пишу воспоминания, а получаются повести, – Вольская засмеялась. – А как ваши переводы поживают? Вы всё там же? В «Худлите»?

      – Нет, я уже лет десять, как преподаю. Переводы теперь идут от случая к случаю. По старой памяти дают подработать. Мне, кстати, с Сергеем бы посоветоваться. У меня сейчас роман Бёлля лежит. Помню, Серёжка был гением перевода.

      – А