Она. Поэма о романах. Антон Успенский

они изменялись ежеминутно, как товар, закрывавший их стены и внутри и снаружи.

      – Чу-у-у-у-до пе-е-на! – адекватная женщина с перманентной прической являет на огрызке ковра волшебство, захватывающее не меньше опытов из книжки Перельмана.

      – Всё равно: что мед, что говно. Но мед-то послаще будет! – торгуются и обижаются, что торгуются.

      Напряженно сидят на маленьких жестких табуретах маленькие продавцы мягкой мебели, которая соблазняет своими округлостями как плотоядные тропические соцветия.

      – Нечего по рынку без толку ходить, – вызевывает – на кого бог пошлет – засыпающая лотошница.

      Свежим жженым железом брызжет от салютующего круга точильщика, звонко хрустит его золотой промысел.

      – Почем корявые? Сорок?! Крестись! – встреча с первым разъездом отряда огуречников.

      Трудно различимая личность укрывается под заплатами невероятно морских пейзажей, обсыпанных леденцовой крошкой – картины из балтийского янтаря, «авторская работа».

      – Это у вас, дама, просто – трудная нога! – магические заклинания плывут из обувного ларька.

      Профессиональная нищенка ритмично раскачивается на плотном толстом картоне – таблице разборки автомата Калашникова.

      В центральном павильоне я чувствовал себя батискафом, зависшим над колониями актиний. Коренастые, укорененные, скорешившиеся жители, вместе накрытые куполом этого цирка, путали навигацию, уверяя меня, что я иду на небольших ходулях. Мои впечатления становились ходульными. Легкое головокружение дополнялось рассыпчатым эхом, возникшим из звуко-запахов и выгоняющим из-под свода потолка голубей, аплодирующих головокружению.

      – Сколько у вас задняя часть, девушка?

      Местная кухня не отличалась изысканностью, но главный рыночный продукт – свинину – брали на пробу перед покупкой, мусоля влажный срезок на языке. От вожделения ее считали женского рода: мяса – она, «мяса вкусная сёдня была».

      – Арбус-марбус, мичательный вкус, куснешь-уснешь!

      Крепкие старушки с пригоревшими лицами побирались предметно, по рядам частников, плотно набивая самошивные торбы чуть потраченным или милосердным. «Подальше положишь – поближе возьмешь».

      – Капустку я с уксусом делала, скоропостижную.

      Крепкие старушки с печеным румянцем делили молочное угодье, ошеломляя нарастающим удельным весом колобков, слитков, шматков, горок, банок, ложек. Стаканы каучуковой ряженки замороченного, задохнувшегося цвета затягивала выпукло-съедобная кожура.

      «Но у холма нет вершины, у холма нет вершины, он круглый как эта земля».

      Первый раз она поднялась со мной на рынок в авитаминозное межсезонье. Мы чавкали снежным сорбетом, сглатывали прозрачный с металлическим привкусом воздух, чувствовали как вытягивается наше теплое дыхание, расползаясь и смешиваясь с пресным бесцветным небом. Детское предвкушение простуды, подтачивая тугую перепоночку