Буря Жнеца. Том 2. Стивен Эриксон

что у него командирские знаки отличия?

      – Полагаю, что так, господин.

      – А гром и пламя – колдовство – ударили куда? Хотя погоди, я сам отвечу. Прямо в оставшихся эдур.

      – Точно так, господин.

      – Солдат, ты свободен, можешь идти. Сиррин, задержись на минуту.

      Как только за капралом закрылась дверь, Трибан Гнол вскочил из-за стола.

      – Странник помилуй! Вторжение! В нашу империю!

      – Как по мне, так скорее против эдур, – предположил Сиррин.

      Канцлер гневно взглянул на него.

      – Ты дурень. Это все неважно, так, занятная мелочь, не играющая никакой роли. Сиррин, эдур правят нами: пускай только на словах, но они наши покорители. А мы им подчиняемся, в том числе летерийская армия.

      Он громыхнул кулаком по столу, шкатулка подпрыгнула, с нее соскочила крышка. Трибан Гнол уставился на содержимое.

      – Идет война, – сказал он. – Не наша война – не та, на которую мы рассчитывали, но все же война!

      – Мы сокрушим противника, господин…

      – Конечно же, сокрушим, как только выставим своих колдунов против их. Это тоже неважно.

      – Я вас не понимаю, господин.

      Трибан Гнол гневно смотрел на подчиненного. Куда тебе? Вот почему ты никогда так и не пробьешься наверх, жалкий головорез.

      – Когда утихомиришь лишних и подпишешь прошение о повышении нашего предприимчивого капрала, пойди к Каросу Инвиктаду и передай ему сообщение от меня. Лично.

      – Какое сообщение?

      – Приглашение. Я зову его во дворец.

      – Когда?

      – Немедленно.

      – Слушаюсь, господин. – Сиррин отдал честь.

      – Иди.

      Когда дверь снова закрылась, Трибан Гнол повернулся к столу и заглянул в открытую шкатулку. Внутри лежал небольшой пузатый фиал, полный на треть.

      Трибан Гнол часто с удовлетворением смотрел на содержимое шкатулки; само знание, что оно там, успокаивало его. Он вспоминал, как подливал жидкость из фиала в сосуд с вином, из которого должен был пить Эзгара Дисканар в тот последний ужасный день. В тронном зале. Эзгара вместе с никчемным Первым евнухом. А с ними – и Нисалл. Вот только не Брис. Кто угодно, но не Брис Беддикт.

      Жаль, конечно, но увы.

      Глава шестнадцатая

      Каждое поле битвы

      хранит каждый крик,

      Укорененный

      между камней,

      разбитых доспехов,

      кожаных застежек,

      перегнивающих в почву.

      Столетия – ничто

      для этих голосов,

      этих горестных душ.

      Они умирают сейчас,

      А сейчас длится вечно.

«На мертвых равнинах»Раэль с Долгой косы

      Траву уничтожил огонь. Слой почвы под ней – вода и ветер. Плоский участок равнины, от которого уходили в стороны два вымытых водой оврага, был покрыт лишь круглыми кактусами, булыжниками в кулак величиной и потрескавшейся в пламени каменной крошкой. Тело летерийского всадника сползло вниз с гребня откоса, оставив за собой кровавый след, – теперь