Буря Жнеца. Том 2. Стивен Эриксон

их блужданий Онрак то и дело пропадал в лесу, и каждый раз возвращался с обновкой: заточенное древко, которое он потом закалил на костре, стебли и лианы, из которых он плел силки и сети. Закрепив их на копье, он с поразительной ловкостью ловил птиц на лету.

      Онрак свежевал зверьков, попавшихся в расставленные на ночь ловушки. Из заячьих желудков и кишок выходили поплавки для неводов, которыми он вылавливал в речушках хариусов и осетров. Рыбьи скелеты послужили иголками, с помощью которых он сшил себе сумку из шкур. В нее Онрак собирал угольки, древесный сок, лишайники, мхи, клубни, перья, жир и всякую всячину.

      Преобразился он и внутренне. Череп, обтянутый сухой кожей, стал лицом, на котором отражалось все богатство эмоций. Изменился и голос, прежде ровный и безжизненный. Трулл будто заново открывал для себя друга.

      Теперь Онрак улыбался – искренне и радостно, от чего у Трулла перехватывало дыхание и, чего греха таить, наворачивались слезы. Даже Быстрый Бен при виде этой улыбки замолкал, а на темном лице возникало удивление, с каким благообразные взрослые смотрят на играющих детей.

      Сама внешность и поведение имасса располагали к дружбе, словно его улыбка обладала волшебными свойствами, вызывающими мгновенную и безотчетную привязанность. Даже если это и был морок, Трулл Сэнгар не видел смысла сопротивляться. Все-таки я сам избрал Онрака себе в братья. Но порой он ловил в глазах малазанского мага отблеск недоверия, как будто Быстрый Бен шел по ненадежному обрыву и ждал, что вот-вот свалится.

      Трулла это не пугало, он знал, что Онраку незачем манипулировать спутниками. Как и всякого духа, который вырвался из посмертного существования и снова жил, его интересовал только он сам. Прозябал в демоническом кошмаре, а переродился в раю. Друг мой Онрак, ты искуплен, и к тебе вернулось осязание, зрение, а также все запахи и песни леса.

      Накануне вечером имасс вернулся из очередной вылазки с куском коры. На нем он принес несколько комочков желтой охры. Сев возле костра, на котором Быстрый Бен дожаривал остатки оленя, убитого Онраком два дня назад, имасс размолол охру в порошок, смешал со слюной и жиром. Получилась желтоватая масса. В процессе он напевал что-то – гудящий, вибрирующий мотив, наполовину из голоса и мычания. Звук был нечеловеческим, как и его речь: такое ощущение, что он пел на два голоса – высокий и глубокий. Размешав краску, Онрак замолк. Посидев неподвижно, он принялся наносить охру себе на лицо, шею и руки, и тут же зазвучал иной мотив – быстрый и стремительный, как топот убегающей дичи.

      С последним мазком краски по янтарной коже песня закончилась.

      – Нижние боги, Онрак! – ахнул Быстрый Бен, хватаясь за грудь. – У меня сейчас сердце из ребер выскочит!

      Имасс снова уселся, скрестив ноги, и спокойно посмотрел на мага.

      – Тебе в жизни, видно, часто приходилось убегать.

      Быстрый Бен поморщился, затем кивнул.

      – Кажется, всегда.

      – То были «Агкор Раелла» и «Аллиш