Ну ты мужик или нет? Сборник рассказов. Наталья Волохина

принято тогда было выражаться. Но фотограф был хороший, может, талантливый. Правда, мои лучшие фото по пьянке утерял безвозвратно вместе с негативами. Закладывал хорошенько, как все люди его профессии.

      Вот полупьяный, еще кондиционный Остапов, лежит на ковре у себя дома, гости вокруг, кто где. «Меня бы сейчас распять! Раз шесть…», – блаженно выдыхает Алеша (его Алешей зовут), и воспитанные барышни того времени взвизгивают возмущенно. Кстати, некондиционным я лично его никогда не видела, хотя рассказывали. Остапов был длинный, тощий, умный, способный, взрослый (по сравнению со мной), разведенный, закрытый, независимый. Думаю, еще уязвимо – амбициозный. Уязвимость не показывал, позиционировался авторитетно, самозначимо. Он находился в другой нише. В его тусовке все были литераторы, редакторы, режиссеры, а он – оператор. Другие операторы на небольшой областной телестудии явно были ему не конкуренты, другое дело белая кость – пишущая братия – цвет уездной интеллигенции. Мне кажется, он чувствовал себя социально и творчески ниже, хоть не показывал виду, но переживал. Это было заметно по перемене в поведении. В обществе мужчин своего круга, был сдержан, ироничен, в другой компании, особенно среди дам, становился раскованным, самоуверенным, сексуальным.

      Девицы липли к некрасивому, харизматичному Остапову, но он после неудачной женитьбы не стремился к постоянным отношениям, жил вдвоем с мамой в старенькой хрущевке, на центральной улице Ленина. Мама фигура тоже интересная. Плоско-худощавая, ростом выше среднего, с климактерическими черными усиками и «Беломором» в зубах, быстро сортировала Алешиных гостей по рангам. Одних выставить – пьянь беспросветную, других милостиво терпеть, с третьими можно вступить в разговор. Я, попав в касту достойных аудиенции, несколько раз беседовала, наслаждаясь её отменным чувством юмора, удивляясь внешнему и внутреннему сходству матери и сына.

      У Остапова была мечта – уехать учиться в Ленинград. Тогда на весь Союз был один институт, готовивший узкоспециализированные кадры (дикторов, телеоператоров) – ЛГИКМИК. Профессиональных операторов на нашей телестудии не было – или технари, или филологи, как Алеша. Он считал себя талантливым оператором, строил планы, делился идеями, но дальше «стройки» дело много лет не двигалось, постоянно что-то мешало. «Что-то» наполовину было пьянством, наполовину смесью инфантильности и страха потерять провинциальную комфортную зону. Здесь, Остапов считался талантливым, подающим надежды оператором, а там, кто знает? Мог ведь и не поступить, как тогда возвращаться «на щите», да и возраст уже обозначился ранними залысинами. Так что, проще было оправдываться не вовремя случившимся запоем, маминой болезнью, отсутствием денег – все чистое лукавство, если оно бывает чистым. С пьянкой он тогда еще справлялся, мама особо на здоровье не жаловалась, а на поездку мог нахалтурить, увековечив младенцев всего на одном утреннике в детском саду.

      И все же, Остапов уехал в Ленинград, во времена Перестройки. Что он там делал, не знаю. Рассказывали, приезжал на родину,