Земля Обетованная. Владимир Фёдорович Власов

руками нащупав дверь, вошел в сени, а затем в комнату. Огромная русская печка занимала половину дома. В углу, как и полагалось у православных, висели образа. Старик вышел мне навстречу.

      Чтобы побороть неловкость первых минут и страх в себе, я выдавил на своем лице подобие улыбки и немного развязно спросил:

      – А что это вы, дедушка, легли в гроб раньше времени?

      – Да вот, жду конца света. По всем приметам он должен был наступить позавчера.

      – Это почему же? – спросил я, изобразив на своем лице удивление.

      – Всё, как по святому писанию. Уже третий день не видно белого света. Стоит такой туман, что днем темно, как ночью.

      – Вы, что же, случайно не старовер или сектант какой-нибудь?

      – Нет, – просто ответил старик, жестом предлагая мне присесть к столу, на котором стоял самовар. – Нет, не старовер, но в Бога верю.

      – Напугали вы меня до смерти, – признался я.

      – Извините. Хотите чаю? – предложил он.

      Я отказался.

      – Как это я не услышал, что вы подошли к окну со стороны поля? Вот, что значит, – постарел, – произнес извиняющимся тоном словоохотливый старик. – Раньше, когда я еще молодым был, у нас колхозный сторож охранял гумно и приходил к нам погреться во время морозов. Ближней к гумну была хата Горохова. Вначале он к ним ходил греться по ночам. Но потом они ему отказали, мол, мешает спать, когда приходит. И он стал ходить к нам. Я приходил домой с гулянья в час или два ночи и ложился спать. А он посмотрит лошадей на конюшне, задаст им корма, и идёт к нам в хату, посидеть в тепле какое-то время. Так вот, когда он приближается и еще метров сорок-пятьдесят не доходит до нашего дома, я уже чувствую его топот по дороге. Земля начинает подмерзать в это время. Дрожание почвы по утоптанному земляному полу передается на койку, а с койки на мое тело. Я не ушами слышал его приближение, а телом чувствовал, что он уже близко. Вот он свернул с дороги, и идет мимо хаты, приближается к двери, стук в сенях, заходит в хату. Я его спрашиваю: "Тихон Иванович, сколько время?" Он скажет: "Два часа" или "Три часа" или "Четыре часа утра". Так он удивлялся: "Почему ты не спишь?" Я отвечаю ему: "Почему же, я спал". А он: "Как я ни стараюсь тише зайти, чтобы не тревожить твой сон, ты все равно просыпаешься". Вот так я раньше слышал телом, а сейчас утерял это чувство.

      Мне было приятно после всех кошмаров посидеть в этой патриархальной атмосфере старинного русского дома, и я не спешил уходить. Разговорчивый старик тем временем продолжал с удовольствием рассказывать мне свои побасенки, как будто не видел в этой глуши человека уже более ста лет.

      – И со мной как-то раз приключился совершенно одинаковый случай, когда я начал блудить ночью.

      Чтобы поддержать разговор, я хотел рассказать ему, что приключилось со мной ночью, но он и рта не дал мне раскрыть.

      – Когда человек боится, ему начинает всякое мерещиться перед глазами. И чем более он думает о страшном, тем яснее ему представляется то, о чем он думает.

      Такое многообещающее вступление заинтриговало меня. Мне просто были необходимы в данную минуту подобные душеспасительные рассказы.