Роковое клеймо. Delia Ree

и уверенно, что Рита должна стать его женой, родить ребенка и жить нормальной семейной жизнью.

      Марат помнил, как однажды, Рита пришла к нему в слезах. Он не любил женские слезы, потому что не мог выдерживать их. Ему казалось, что если женщина плачет, значит, ей очень больно в физическом понимании. А Рита пришла и долго плакала на его плече, рассказывая, как несчастна рядом с человеком, которому нужна ради развлечений и сексуальных игр. Что она хочет быть рядом с любимым.

      Ее слезы стекали на тыльную сторону его ладони, и он морщился, будто влага из глаз Риты, причиняла ему нестерпимую боль.

      А тут, когда он сделал ей предложение, она вдруг внезапно, изменилась в лице и сообщила, что слишком привыкла к той жизни и не может сразу все и кардинально поменять.

      Но ее запах, ее дразнящие манеры прелюдии, делали Марата безвольным. Он мучительно застонал, отдаваясь во власть своей безумной, изголодавшейся страсти.

      Глава 4

      Электронные часы мигали зелеными цифрами пять двадцать утра. Тюль небрежно скомканная в кучу, словно юбка кокетки, на одну сторону окна, оголяла другую, откуда едва просвечивался тусклый свет фонарей. На улице еще стоял ленивый ночной сумрак, окутавший опустевшие перекрестки ожиданием горячих шин автомобилей шлифующих серые спины асфальта. Длинные, с белыми дорожными пометками, они убегали куда-то вдаль.

      Елозя между ветвями, ветер лениво тянулся вверх, не желая прерывать свой сонный штиль. Только листья, как старики, отжившие осенний век, беспокойно ворчали на него, шепотом, зная прекрасно, что нрав ветра таков, что в один миг стоит ему разойтись, чтобы сократить без того короткое существование кроны.

      Рита пошевелилась, вздохнула своему сладкому сну, причмокнув губами, а потом откинула руку на подушку, оголив из-под одеяла небольшую, упругую грудь.

      Умела она, даже спать так, чтобы желание начинало стучать в сердце, потом проливаться в кровь, барабаня там до раздражения ниже пояса.

      Марат поднялся как можно тихо и босой зашлепал в сторону кухни. Спать совсем не хотелось. Трехнедельное усмирение мужественного воздержания, отомстили, лишив окончательно сна.

      Он прикрыл дверь и закурил сигарету. Дым медленно, словно ленивая кошка после сна, растянулся колесом над головой Марата, скользнул куда-то в угол и растворился в его темноте. Он приоткрыл окно, вдыхая смешенный воздух с никотином.

      А может монашеское существование не причем? Ведь до Риты ему и того больше приходилось сдерживать свои порывы молодой и горячей крови.

      Он думал о письме. Это назойливое наваждение, прилипшее к его сознанию, как подтаявший пластилин.

      Марат выглянул из кухни, убедился, что Рита спит, положил на край консервной банки тлеющую сигарету и сам прошел в зал.

      В потемках, нащупал ящик комода и достал сложенные листы бумаги.

      Потом, стараясь не шуметь, вернулся в кухню, положил ценные сведения на подоконник и снова взялся за сигарету.

      Щекоча