Чай «Весна». Георгий Панкратов

снова крикнул неподвижному незнакомцу, а затем махнул рукой и быстрым шагом отправился по дороге, которая и привела его к этому странному месту. Чертыхаясь и ругая последними словами мужика, он внезапно подумал то, что не приходило в голову раньше: интересно, почему он вообще посчитал этого странного человека лесником? Разве в лесу можно повстречаться только с лесничим? Нет, ответил он сам себе: в лесу еще водится леший.

      Отойдя на значительное расстояние от дома и ощутив, что страх отступает, он позволил себе повернуться. И понял, что взрыва не будет.

      Дом стоял на прежнем месте, и в то же самое время это уже был не дом. Вернее, не тот дом. Остался кирпичный остов, обезображенный следами страшного пожара – но самого огня не было. Более того, весь внешний вид дома (а внутреннего просто не было: в пустых оконных проемах второго этажа зияла пустота, на первом росли мощные деревья, и их сильные ветви выдавливали кирпичи из кладки, постепенно разрушая стену) свидетельствовал о том, что сгорел он сотни лет назад, на заре времен. Нет, это было, конечно, преувеличением впечатленного Ракитского, но дом выглядел настолько старым, давно сгоревшим, что ожидать от него взрыва баллона с газом мог только идиот. Каким Ракитский и чувствовал себя теперь.

      Дорога вела вперед, и усомниться в ее правильности, как и в том, что уже через какой-то час он будет мчаться по скоростной трассе, включит расслабляющее радио, приедет домой, успокоится, ну и так далее – так вот, усомниться во всем этом у Ракитского не было никаких причин. Но он все равно беспокоился: едва отойдя от страха, принялся «считать потери». Тут же вспомнил, что подарил неизвестному не только дорогущие часы, но и зимний пуховик, оставленный в предбаннике, и шел сейчас в одном джемпере. Но при этом ему было жарко! Ракитский с удивлением заметил, что снега нет вообще.

      Солнце светило ярко, деревья приоделись в нарядную листву – в общем, все как полагается для теплого времени года. И это при том, что Ракитский приехал сюда в лютый мороз… так что же случилось? Страх, пусть и сиюминутный, и не такой всепоглощающий, как в доме, но все же ощутимый, сильный страх вновь подступил к горлу. Ведь не могла же за пару каких-то часов наступить весна? Даже и после такого пожара – это ж не на атомной электростанции, в конце концов, пожар! Значит, со временем было что-то не так. Со временем – или с ним самим?

      Ракитский боялся признаться себе, что сейчас, идя по этой дороге, выбираясь из леса, как выбираются из передряги, он больше всего на свете хотел бы верить, что все нереальное, невозможное, странное и пугающее осталось в том доме, сгорело вместе с ним, и что сейчас, шагая по дороге своим обычным шагом – а Ракитский старался, чтобы это был его обычный, уверенный шаг – он идет по реальному миру, по твердой земле, где все изучено, известно, понятно. Весна давала трещину в этом герметичном скафандре, разрушала хрупкую уверенность, и разреженный воздух врывался внутрь, не давая дышать.

      Когда чего-то ждешь – оно и случается. На что настраиваешься – то и происходит. Не зря этим истинами его потчевала