Путешествие белой медведицы. Сьюзан Флетчер

подальше. Понял?

      Хаук пожал плечами.

      – Ты меня понял?

      – Да, – процедил Хаук сквозь зубы.

      – Подожди-ка, – произнёс доктор. – Ты сказал, что был в «Латунном карлике». Ты моряк?

      Хаук снова пожал плечами, но караульный со всей силы дёрнул за верёвку, и тот споткнулся и выкрикнул:

      – Да!

      – Куда ты отправляешься?

      – А вам какое…

      Караульный дёрнул ещё раз.

      – Лондон.

      Лондон. Я пытался попасть на этот корабль, но меня не взяли.

      Несколько мгновений доктор молчал.

      – Отпустите его, – приказал он.

      – Но… – начал было караульный.

      – Не думаю, что он захочет вернуться.

      Караульный достал нож, разрезал верёвку и толкнул Хаука в спину. Моряк растворился во мраке.

      – А с этим что? – спросил караульный, кивая на меня.

      – С этим? – переспросил доктор. – Этого мы оставим.

      Глава 5

      «Латунный карлик»

      Он отвёл меня в трактир «Латунный карлик» – туда, где я был до всей этой истории. Хотел поговорить, но сначала вернул мне котомку и пообещал накормить. Я боялся, что он соберёт свидетелей Хаука и отправит меня в констебулярию[3], чтобы… Заковать в колодки? Выколоть глаз? Пытать и четвертовать? Я хотел его пнуть, вырваться, но он крепко держал меня за руку, словно прочитал мои мысли. Сбежать не получится.

      Когда мы вошли, в трактире было очень шумно. В воздухе витал аромат эля, смешанный с запахами мяса и пота, а под потолком клубился дым. Хмель завладел моряками: они пели, танцевали и притопывали в такт мелодии волынщика, который приехал издалека. Двое из них затеяли шуточную драку в центре зала, а ещё двое по соседству разругались всерьёз: кусались, били друг друга по лицу, таскали за волосы и дёргали за уши. Трактир был плохо освещён, и я с облегчением отметил, что никто, по-видимому, не узнал во мне кроличьего воришку. На самом деле никто даже не посмотрел в мою сторону. Доктор уверенно пробирался сквозь толпу и наконец указал мне на столик в самом дальнем углу трактира, откуда крики моряков казались монотонным гулом.

      Он заказал ужин – большой поднос с ячменным хлебом и густой подливой из оленины – и подвинул в мою сторону, когда трактирщик опустил его на стол. Я стянул котомку с плеч и набросился на еду, как будто её могли отнять у меня в любую минуту. Мясо было жёстким, жилистым и хрящеватым, но вскоре я почувствовал приятное тепло и сытость. Я обмакнул последний кусочек хлеба в подливку, и мне больше ничего не оставалось, кроме как снова посмотреть на доктора. Всё это время он внимательно наблюдал за мной.

      У него было широкое квадратное лицо – не как у толстяков, а именно широкое, как у здоровяков с крупной костью. Его насторожённый проницательный взгляд почему-то напомнил мне взгляд старого боевого коня моего отчима: всегда готовый к любым опасностям, он смотрел на мир с мудростью печального, уставшего от жизни создания, повидавшего на своём веку слишком много страданий и смертей. В свете огарка на щеках доктора выделялись маленькие рытвинки и шрамы, а в уголках его глаз и на лбу – морщинки.

3

 Констебулярия – так в Средневековье в англоязычных странах называли полицию.