Враг мой: Сокол для Феникса. Ай Риш

друга, жадно воздух глотая, а затем расхохотались над дуростью обеих.

      – И что, не было бурого? – только чуть успокоились девицы, принялась озираться боярышня.

      – Неа, – мотнула головой Любава.

      – Ну дала, – крякнула девица. – Развела… стало быть.

      – Угу, развела, – поддакнула княжна.

      – Ладно, – поджала губы боярышня. – Давай спускаться что ли…

      – Давай, – улыбнулась Любава, но даже не шелохнулась, ожидая прыти от незнакомки.

      Девица глянула вниз, втянула воздух поглубже:

      – Не могу, – выдохнула так, будто спрыгнуть собиралась… мыслями сиганула, а бренное тело на месте осталось.

      – Во-во, – поддакнула понимающе Любава.

      – Эй, красно-девицы, – насмешливо посматривая на Любаву и боярышню, Иванко в окружении нескольких мальчишек спокойно приблизился к столбам, – и долго вы там сидеть будете? Слезайте! – мотнул головой.

      Девчонки угрюмо переглянулись и тяжко вздохнули:

      – Не можем, – хором получилось, отчего княжна и боярышня вновь уставились друг на друга. – Мы – боимся!.. – признались стыдливо.

      Вот тогда Любава и узнала, насколько богат язык Иванко. До сего момента она свято верила в его удивительное умение говорить не как простые холопы, а воспитанно, заменяя бранные слова более мягкими… Но чего нельзя не отдать – его не портило сие познание, а как он уместно применял каждое… Прям заслушалась – уж очень ярко звучало и красочно.

      – Курицы безмозглые, – чертыхнулся напоследок от бессилия.

      Любава губы обиженно поджала и гордо подбородок вздёрнула:

      – Сам такой! Гусь неощипанный!

      – Пф! – хрюкнула боярышня, но так резво, что тотчас взвизгнула, чуть не рухнув со столба.

      Иванко ещё что-то желал бросить в ответ, но лишь раздосадованно отмахнулся.

      – И чё делать? – нахмурился Добротко, нарушив повисшее молчание.

      – За лестницей сбегать? – предположил осторожно Гаврилка.

      – Угу, – скривился Афоня. – Покуда дотащишь, ночь наступит…

      – Да и как незаметно уволочь? – поддакнул Радька. – Кто увидит – вопросов не оберёмся.

      – Во-во, – Борила зло метнул взгляд на девиц. – А как прознают, что младшая княжна на столбу сиднем высиживает – огребём – мамка не горюй!

      – Так, – почесал затылок Митятич, – сам за каждой полезу, – рассудил задумчиво и тут же девицам: – Руками меня не хватать, не мельтешить и молчать! – грозно и пальцем на каждую. – Первую буду снимать тебя, ткнул на боярышню.

      – Я первая забралась, меня и надобно первой снимать, – возразила Любава.

      – А за то, что языком мелешь много – посидишь чутка больше!

      Любава хотела руки на груди скрестить, выражая всем видом оскорблённую честь, но усидеть без страховки было страшнее – вот и вышло нелепое телепание, которое тотчас насмешило всех. И до того скверно стало княжне, что всхлипнула, к стыду признавая, что рева под стать другим девчонкам,