Ген Химеры. Маша Храмкова

число. Но каждый раз он сдерживался, видя, какие неудобства причиняет калеке его больная нога. А сейчас, наблюдая презрение, с которым младший Матиас относился к родному брату, лаборант с содроганием представлял, как несладко приходится Торе в стенах дома. Захария был настоящим тираном и, судя по всему, умел неплохо скрывать следы побоев: на неуклюжем парне не видно было ни царапины.

      На это и была сделана ставка. Старший лаборант даже не представлял, насколько он ошибся по поводу их.

      Едва спектакль был окончен, Захария вколол в «хромую» ногу брата миотоник.

      – Потерпи еще пару часов, хорошо? Нужно время, чтобы мотонейроны полностью восстановились.

      – Как скажешь, – устало ответил Тора, массирую холодную и бесчувственную конечность. – Лучше было бы вовсе оттяпать эту ногу.

      – Пожалуйста, не говори так, – умоляюще произнес Захария, – Без информации, которую ты достал, мы бы никогда не сдвинулись с места.

      – Ага, – вяло протянул темноволосый парень, отодвигая нетронутую чашку с горячим шоколадом.

      Они сидели в маленьком всеми забытом кафе, подальше от любопытных глаз, «отмечая» небольшую победу. В кои-то веки без своих масок.

      – Ты сердишься, на меня, – констатировал младший из них. – Мы просто играли свои роли, Тора. Как и всегда. Ты же знаешь, что я люблю тебя, и неважно, что за чушь я нес в стенах лаборатории.

      – Знаю, – ответил Тора, но в его голове все еще звучал ледяной и такой чужой голос его брата. – Просто ты слишком убедительно играешь свою роль.

      – Я хороший актер, – улыбнулся Захария.

      Они помолчали. Тора чувствовал, как с каждой минутой его ноге возвращается чувствительность, что нельзя было сказать о левой половине его лица – она было парализована по-настоящему. Нет, это не отравляло парню жизнь, скорее, символизировало двойную игру, которую они вели вместе с братом.

      Одна их жизнь лежала на поверхности. В ней Тора Матиас был хромоногим калекой, которого гнали взашей с каждой новой работы, а Захария – его деспотичным опекуном. Играть эти роли было несложно: стереотипы в головах людей помогали довершать картину. Вторая жизнь братьев лежала вне законов Метрополя: пару лет назад, на свой страх и риск, они добровольно примкнули к небольшой группе сопротивления. Нет, до войны было далеко: куда уж там группе мятежников и отвергнутых обществом единиц против строя, который возводился на протяжении многих столетий. Сбор информации, разведка, слежка за некоторыми одаренными, поиск хоть каких-то данных об Острове – это все, что пока было в их силах.

      – Ты знаешь, позавчера я нашел кое-что интересное, – вдруг вспомнил Тора.

      – Об аниматусах?

      – Нет. В одном из архивов была информация о человеке… его звали, кажется, Тадеус Кель.

      Захария поставил свою кружку на стол и внимательно взглянул на брата: это имя он, несомненно, слышал и раньше.

      – Пятнадцать лет назад над ним проводили опыты в одной из лабораторий Метрополя. Он значится в архивах как «как индивид с абсолютным