Книга желаний. Валерий Осинский

с которым они студентами вместе бухали, перелез за Кремлевскую стену.

      – Ладно, о делах после, – сказал банкир, и приятели снова выпили.

      Гусь высыпал на золотую пластинку белый порошок из резного портсигара.

      – Будешь? – предложил он.

      – Нет. Башка без кокса, как в тумане! Пожрать бы!

      – Мы сейчас в «Националь». Отметим свидание! Можно в «Сирену», – он вопросительно посмотрел на приятеля, – но ты, вроде, рыбу не жрешь. Или в «Царскую охоту»…

      – Нет. Тебе к дому близко. А мне потом черт-те куда ползти!

      – Чудак! Тебя довезут! – усмехнулся Гусь. – Как знаешь!

      Он по-жлобски воткнул в нос трубочку из стодолларовой купюры и длинно втянул воздух. Его умные слоновьи глазки заблестели.

      – Лекарство против страха, – благостно прорычал он.

      После Арбата Олтаржевский был, как в кумаре, и никак не мог собраться с мыслями.

      – Тетрадь! – вдруг осенило его.

      – Чё-чё? – Гусь насторожено уставился на приятеля.

      Вячеслав Андреевич выхватил из кармана тетрадь в кожаном переплете. Распахнул. Пролистал. Там его почерком, деревянным на морозе, было написано: «Хочу разбогатеть и вкусно поесть».

      Час назад, на Арбате, Олтаржевский забыл о шутке прежде, чем закончил выводить последнюю букву своего желания! А сейчас его продрал озноб, как в момент, когда пальцы впервые коснулись тетради.

      Вячеслав Андреевич испугался, что сходит с ума. Еще раз перечитал запись и мысленно отмахнулся: «Совпадение!» Мнительность – следствие неустроенности, одиночества…

      Он выпил еще коньяка. Страх притаился, но не ушел.

      «Майбах» через Большой Москворецкий мост по Кремлевской набережной и Боровицкой площади выехал на Моховую улицу и мягко застыл у красиво освещенного эклектичного здания гостиницы «Националь» проекта архитектора Иванова.

      Олтаржевский, как бумажный змей, вывалился в услужливо открытые двери и удивился, что едва стоит на ногах. Но мысли были ясными.

      – Гусь, ты кокса в конину насыпал?

      – Молодильных яблочек, Слава! Соберись! Первый удар сейчас пройдет.

      Гусь улыбнулся и приобнял приятеля за плечи.

      Швейцар в форменном пальто с меховым воротником, в цилиндре и в белых перчатках с легким поклоном открыл посетителям высокие двери. Гуся здесь знали.

      Они прошли холл с кариатидами и витражами и поднялись в ресторан с расписным потолком и богатыми занавесями на окнах.

      В зале было людно. Кто-то кивал Гуськову, кто-то здоровался с ним за руку. К ним уже поспешал метрдотель. Олтаржевский пьяно уставился в толстую спину приятеля.

      Позже он не мог вспомнить, как оказался у столика в глубине зала. Но увидев эту женщину, он на мгновение протрезвел, словно его окатили ледяной водой!

      Его поразили её глаза! Удивительно голубые и чистые! Глаза, смотревшие с любопытством ребенка, который не перестает удивляться, как чуду, каждому