Предел приближения. Кирилл Берендеев

поезда ходят редко, долго стоит тишина…

      Она замолчала. Не то, чтобы неожиданно, но я все ждал каких-то недоговоренных ею слов.

      – А почему так поздно? Работа?

      Она покачала головой и снова подтвердила:

      – Нет. Я… из гостей. От друга, – последнее слово она произнесла едва слышным шепотом.

      – И не осталась…. Прости.

      – Нет, я и не могла остаться. Мама будет переживать. После того случая, она…. Ох, да ты не знаешь….

      Она закрыла рукою рот, словно боялась рассказать ненароком мне о нем.

      – Какого случая?

      – Это личное, так просто не объяснить, – ее взгляд испуганно вцепился в меня, глаза сделались круглыми. – Но он всегда провожает меня до вокзала. И… и… всегда. А потом звонит… или я звоню ему. Что все в порядке… Он тоже волнуется.

      Ее глаза округлились совершенно, пальцы стали комкать носовой платок, каким-то образом вновь очутившийся в ее руках. Она задышала часто-часто и затем вымолвила, задохнувшись:

      – Он любит меня, – и скороговоркой: – И я тоже очень люблю его. Э-это не объяснить… ты просто… мы не виделись шесть лет, ты не поймешь всего. И потом… мы же с тобой… между нами…. Тебе надо все сначала… все заново….

      Она произнесла еще раз слово «непонятно» и замолчала. Напряжение, пульсирующее в глазах, покидало ее, она тихонько всхлипнула, но справилась с собой и стала смотреть в окно.

      – Мы и в самом деле долго не виделись, – осторожно, как можно мягче начал я. Она вздрогнула. – Мы уже другие…

      – Чужие, – эхом повторила она. – Нет, я не…

      – Не то, что раньше. Тогда… в институте…. Все правильно, – я хотел возразить, но она покачала головой и продолжила. – Я сама это поняла. Ведь одно дело – учеба и все такое, а другое, совсем другое – собственный выбор, не зависящий от окружающих… от обстоятельств… от места….

      Мы долго молчали. Поезд остановился на пустынном полустанке, постоял и снова тронулся в путь. А мы все молчали и смотрели в непроглядную темень за окном.

      – Мне тридцать лет, – тихо сказала она. – И у меня должен быть выбор. Я знаю, мама волнуется, когда я вот так сильно задерживаюсь… – и едва слышно: – Но ведь я не могу без него. Что поделать, если он не может оставить меня…

      И – одними губами:

      – Навсегда.

      И тут же, громче, резче:

      – Но он тоже не может без меня. Не может. Я знаю.

      И снова молчание, только перестук колес, да резкое, на поворотах, хлопанье двери тамбура. Поезд стал замедлять ход, показались огни новой станции. Показались и исчезли, электричка проследовала без остановки. Вновь бухнула дверь тамбура, когда вагоны миновали одну за другой две стрелки.

      Она сцепила пальцы и закрыла глаза, плечом привалившись к стенке. Казалось, она дремала. И только подрагивание больших пальцев, то принимавшихся тереть костяшки, то вновь замиравших, выдавало ее беспокойное бодрствование.

      Беретка была чуть великовата ей, и когда она устало коснулась виском