Тракт. Евгений Ничипурук

и новая жизнь

      Утром я проснулся, и мысль засела – на исповедь сходить. Рыдающий Николай перед глазами стоит. Трет руками щеки небритые. А я моргаю, тоже глаза тру, чтобы исчезло это видение. А вижу, вижу все равно. Даже с закрытыми веками. Потому что образ этот где-то глубоко засел внутри. Видно было, как боль из него со слезами наружу выходила, как отпускало его. И мне тоже захотелось так же. Чтоб отпустило навсегда. Как там настоятель говорил – снять с себя гири, на крючках висящие. И идти дальше. Уж не знаю пока куда, но идти. Начать все сначала. И чтобы ничего уже не мешало в пути новом, выбранном. Я знать не знал, что такое исповедь, никогда на нее не ходил до этого. А потому, по совету отца Михаила, взял в храмовой библиотеке книгу о таинстве исповеди и серьезно подошел к вопросу.

      К тому времени мне уже дали послушание – поставили колоть дрова. Чему я был очень даже рад. Раньше рубить дрова мне не приходилось, но с детства засел в голову образ Адриано Челентано, как он лихо с ними расправлялся в кино. Поначалу у меня не очень выходило, но я скоро понял принцип, и все пошло как по маслу. В колке дров на самом деле важна не сила. Тут важен анализ. Берешь здоровенное полено, смотришь на него некоторое время, понимаешь его устройство и слабые места. Видишь, где оно суше, где влажнее. Где сучья, а где гниль. И вот ты намечаешь место для удара. Прицеливаешься, заносишь колун повыше и ударяешь, придав максимум ускорения всеми мышцами плеча и спины. И бац! Если попал в нужно место, палено либо расколется пополам, либо почти расколется, и останется только добить еще одним ударом. Раньше я и представить себе не мог, что поленья диаметром по сорок сантиметров могут разлетаться на части от одного четкого удара колуном! Однако легко. Все дело именно в анализе. Так что колка дров – это крайне интеллектуальное занятие. И мне оно очень нравилось. Помахав несколько часов топором, я шел обедать. После обеда было свободное время, и я мог читать книгу про исповедь.

      На самом деле исповедь не требовала каких-то особых приготовлений, как, например, причастие. Единственное, в чем мне хотелось разобраться, так это в самом понятии греха. В книге, которую мне дал монах-библиотекарь отец Борис, эта тема подробно раскрывалась. Я решил подойти к процессу системно и выписать все свои грехи за тридцать лет жизни в блокнот, сверяя поступки с определениями греха из книги. Точнее, сначала я записал туда то, что меня действительно беспокоило, и то, за что я хотел бы по-настоящему попросить у кого-то прощения, если бы знал только у кого. Открыв блокнот, я долго смотрел на чистую страницу. Было это ощущение черты. Ведь то, что я сейчас сюда выведу, будет нечто самое страшное, то, в чем я сам себя виню больше всего, то, что держит меня годы и не отпускает… и я вывел этот грех. Ком подступил к горлу, и я на мгновение перенесся в тот день. Вспомнилось все. Как вытаскивали меня из завала, как кричала мать, как она с отцом руками разгребала камни, даже когда один ноготь отлетел и кровь хлынула