Улисс. Том I. Джеймс Джойс

Ключчи.

      – Вы это вырежьте, хорошо? – сказал мистер Блум, – а я захвачу в редакцию «Телеграфа».

      Дверь кабинета Ратледжа снова скрипнула. Дэви Стивенс, малютка в огромном плаще, в маленькой мягкой шляпе, венчающей кудрявую шевелюру, проследовал со свертком бумаг под плащом, королевский гонец.

      Длинные ножницы Рыжего четырьмя ровными взмахами вырезали объявление из газеты. Ножницы и клей.

      – Я сейчас зайду в типографию, – сказал мистер Блум, принимая квадратик вырезки.

      – Разумеется, если он хочет заметку, – сказал Рыжий Мерри серьезно, с пером за ухом, – мы можем это устроить.

      – Идет, – кивнул мистер Блум. – Я это ему втолкую.

      Мы.

      Вильям Брайден, Эсквайр, Окленд, Сэндимаунт

      Рыжий Мерри тронул рукав мистера Блума своими ножницами и шепнул:

      – Брайден.

      Мистер Блум обернулся и увидал, как швейцар в ливрее приподнял литерную фуражку при появлении величественной фигуры, что, войдя, двинулась между щитами газет «Уикли фримен энд нэшнл пресс» и «Фрименс джорнэл энд нэшнл пресс». Глухое громыхание пивных бочек. Она прошествовала величественно по лестнице, зонтом себе указуя путь, с лицом недвижноважным, брадообрамленным. Спина в тонких сукнах возносилась с каждой ступенью выше: спина. У него все мозги в затылке, уверяет Саймон Дедал. Плоть складками обвисала сзади. Жирные складки шеи, жир, шея, жир, шея.

      – Вам не кажется, что у него лицо напоминает Спасителя? – шепнул Рыжий Мерри.

      И дверь кабинета Ратледжа шепнула: скрип-скрип. Вечно поставят двери напротив одна другой чтобы ветру. Дуй сюда. Дуй отсюда.

      Спаситель: брадообрамленный овал лица; беседа в вечерних сумерках. Мария, Марфа. За путеводным зонтом-мечом к рампе: Марио, тенор.

      – Или Марио, – сказал мистер Блум.

      – Да, – согласился Рыжий Мерри. – Но всегда говорили, что Марио – вылитый Спаситель.

      Иисус Марио с нарумяненными щеками, в камзоле и тонконогий. Прижал руку к сердцу. В «Марте».

      Ве-е-рнись моя утрата,

      Ве-е-рнись моя любовь.

      Посох и перо

      – Его преосвященство звонили дважды за это утро, – сказал Рыжий Мерри почтительно.

      Они смотрели, как исчезают из глаз колени, ноги, башмаки. Шея.

      Влетел мальчишка, разносчик телеграмм, кинул пакет на стойку, вылетел с телеграфной скоростью, бросив лишь слово:

      – «Фримен»!

      Мистер Блум неторопливо проговорил:

      – Что же, ведь он действительно один из наших спасителей.

      Кроткая улыбка сопутствовала ему, когда он поднимал крышку стойки и когда выходил в боковые двери и шел темной и теплой лестницей и потом по проходу по доскам, уже совсем расшатавшимся.

      Спасет ли он, однако, тираж газеты? Стук. Стук машин.

      Он толкнул створки застекленных дверей и вошел, переступив через ворох упаковочной бумаги. Пройдя меж лязгающих машин, он проследовал за перегородку, где стоял письменный стол Наннетти.

      С глубоким прискорбием сообщаем о кончине