Грозные чары. Полеты над землей (сборник). Мэри Стюарт

(по вполне понятным причинам) обычно сопутствуют облику святых, что проводят свой век, взирая сверху вниз с росписи на церковных стенах: маленький рот, бессильно поникшее чело, укоризненно-удивленное выражение, с которым византийский святой созерцает греховный мир. У приятеля же Миранды вид, напротив, был такой, словно он уже давно знаком с этим греховным миром, но в высшей степени им доволен и успел насладиться немалым количеством плодов, кои сей мир мог ему предложить. Нет, отнюдь не святой с иконы. И как заключила я, наверняка не старше девятнадцати.

      Прекрасные глаза обегали меня с неприкрытым греческим одобрением.

      – Вы, должно быть, мисс Уоринг?

      – Ну да, – удивленно признала я и тут вдруг догадалась, с кем, надо думать, имею дело. – А ты… Адонис?

      Хоть убейте, но мне не удалось выговорить это имя без того смущения, какое испытываешь, когда приходится называть своих соотечественников Венерой или Купидоном. И то, что в Греции каждый день можно столкнуться с Периклами, Аспазиями, Электрами или даже Алкивиадами, ничему не помогало. Уж слишком он был хорош собой.

      Он усмехнулся. Зубы у него были белые-пребелые, а ресницы не меньше дюйма длиной.

      – Что, немножко чересчур? В Греции мы произносим «Адони». – Сам он произнес это как «А-тони». – Возможно, так вам будет легче говорить? Не так высокопарно?

      – Не слишком ли много ты знаешь! – сказала я невольно, но совершенно естественно, а он в ответ засмеялся, но потом вдруг посерьезнел.

      – Так где ваша машина, мисс Уоринг?

      – Внизу, у гавани. – Я с сомнением перевела взгляд с толчеи на улице на поникшую головку девушки. – Недалеко, но тут такое столпотворение.

      – Можно обойти дворами.

      Он показал на узкий проход в углу площади, где щербатая лестница уводила вверх, в тень между двумя высокими доками.

      Я снова поглядела на притихшую девушку, покорно ожидавшую возле нас.

      – Она пойдет, – заверил Адони, что-то коротко бросил Миранде по-гречески, повернулся ко мне, кивнул и повел меня через площадь, а потом вверх по лестнице.

      Миранда пошла следом, держась от нас примерно за шаг.

      – С ее стороны было большой ошибкой прийти сюда, – вполголоса сказал он мне на ухо, – но уж больно она религиозна. Следовало бы ей подождать. Еще и недели не прошло, как он умер.

      – А ты хорошо его знал?

      – Он был моим другом.

      Лицо юноши стало замкнутым, словно этим все сказано. Полагаю, так оно и было.

      – Мне очень жаль, – сказала я.

      Некоторое время мы шли молча. В переулках не было ни души, если не считать тощих кошек и певчих птиц в клетках на стенах. Тут и там, где, пробиваясь в брешь среди домов, поперек каменной мостовой протягивался поток ослепительного света, жарились на солнышке среди цветущих ноготков пыльные котята или выглядывала в темный дверной проем какая-нибудь дряхлая-предряхлая старуха. В жарком воздухе стоял густой аромат стряпни. Эхо наших шагов гулко отражалось от стен, а с главных