Сафар-наме, или Книга Странствий. Ренат Янышев

времён и их деяния. Особенно мне не давала покоя загадка нынешнего местонахождения волшебной чаши Джамшида, через которую её владелец мог наблюдать за всем, что творилось в мире. Чаша эта, будучи утраченной ещё в правление Кей-Хосрова, навечно поселилась в моей памяти. И уже неоднократно бывало, что во имя её я рвался на подвиги.

      – Айшат, а скажи мне, не упоминал ли я чашу Джамшида?

      – Да, господин! Через некоторое время вы стали укорять своего друга тем, что он вместо поисков перстня Сулеймана ибн Дауда, дарующего могущество, или всевидящей чаши Джамшида, бесцельно скитался, прожигая деньги и время.

      – А ещё что я говорил?

      – Вы, господин, сказали, что если бы и отправились в путешествие, то уж за чем-нибудь нужным – пусть не за чашей, так хотя бы за живой водой!

      – А дальше что было? – продолжил я расспрос.

      – Тогда ваш друг сказал, что вы так разнежились в Эсфахане, что никуда не поедете, тем более за тем, чего нет по воле Аллаха. Тогда вы, господин, сказали, что много он чего понимает в жизни, чтобы отрицать возможное. А потом предложили побиться об заклад. При этом тут же составили бумагу и позвали офицера ночной стражи в свидетели.

      Мне стало плохо, но следовало испить чашу яда до конца:

      – И где эта бумага?

      – В чёрной шкатулке, господин.

      На ватных руках я дополз до угла, где хранилась лакированная красно-чёрная шкатулка с иероглифическими письменами и открыл её. Поверх старых папирусов горделиво красовался новенький свиток. Я развернул его и, прочитав, понял, что худший враг человека – это он сам.

      Чересчур старательной вязью (как всегда у меня бывает во время обильных возлияний) были расписаны предмет спора и размеры заклада. Я обязался в течение месяца выехать на поиски живой воды. Кроме того, на эти поиски мне отводилось не более двух лет (почему именно двух? совершенно не помню). Если я эту воду нахожу, или что-нибудь не менее редкостное, то Али оплачивает мне все мои издержки в десятикратном размере, а если поиски не увенчаются успехом, то половина моего имущества отходит к нему.

      Да уж, не иначе как моим языком овладел вчера Друга, дух злословия и лжи. И даже нравоучительные рубаи, запечатлённые на чашах по желанию Али, не помогли перебороть невоздержанность.

      Однако после омовения и приятной взору и желудку утренней трапезы, настроение моё несколько улучшилось. В конце концов, ну что произошло? Ровным счётом ничего. До Страшного суда ещё далеко, о новом Великом потопе никто не пророчествует. Что это я так разнервничался? Наоборот, все складывается как нельзя лучше. Мне как раз представилась превосходная возможность совершить подвиг.

      Видимо это сытая, равнинная жизнь меня так разнежила. Как-то незаметно всего за несколько лет я стал настоящим горожанином. Без горячей ванны утром и вечером уже и день провести немыслимо, на базаре как женщина стал благовония покупать. Уж коли есть – так только с серебряных блюд, да не руками, а палочками, или ложками. А одежда? Конечно, не спорю, для равнины может и хорошо наряжаться в шелка. Только не по