Вкус жизни и свободы. Сборник рассказов. Зиновий Львович Коган

оглушительный гром. Снег и град обрушились на зонт и тротуар.

      – Артобстрел, – засмеялся Азбель. – Надо быть поосторожнее с критикой Господа.

      – Он же нам послал зонтик.

      – Хочешь сказать, что это всего лишь учения? Я, Витя, не имел в виду датишников. Они-то как раз остаются самими собой.

      Навстречу физикам хлюпал по лужам Илья Эссас.

      – Уже все закончилось? – обрадовался Илья; на кончике носа дрожала капля дождя, как серьга.

      – Тебя встречаем. Долго молитесь, ребе.

      – Сколько положено.

      – И это гарантирует успех?

      – Смотря что понимать под этим, – тонкие губы Ильи уползли в красную бороду.

      Корреспондент «Рейтер» Патрик привез на своем желтом «Опеле» Розенштейна с плакатом «Шелах эт ами». Гриша написал его тушью на ватмане, плакат был спрятан в полиэтиленовый чехол.

      – Эй, хаверим! – позвал он троицу.

      Азбель, Брайловский и Эссас уже готовы стать под плакат, но Гриша захотел, чтобы вышли из Приемной отказники. Это опасно, а вдруг не впустят обратно? Вышли лишь несколько человек. Развернули плакат. Сфотографировались и уже гурьбой ввалились в Приемную.

      Лазарь, мокрая курица, докладывал из телефонной будки.

      – Хасида Розенштейна проморгали, развернул плакат «Шелах эт ами».

      – «Аллах»?

      – Господь с тобою, «шеллах».

      – Лазарь, говори по-русски и выплюнь жвачку, сука!

      Капица, помощник Подгорного, повел отказников за собой в холл, где в молчании сохли другие «ходоки». И вдруг стало шумно, многоголосо и тесно.

      « Ну вот», – сказал Капица корреспонденту «Рейтер» Патрику. – По мне так хоть сейчас забирайте их всех в Израиль. Эти люди нам не нужны.

      – Так вы их отпускаете?

      – По крайней мере, из Приемной.

      Слепак вручил Капице письмо.

      – Для Председателя.

      – Не для меня же, – усмехнулся Капица.

      – Когда будет ответ?

      – По закону у нас есть тридцать дней.

      – Сейчас. Мы обьявляем голодовку.

      – Я вызову охрану. Голодать можете в тюрьме.

      Отказникам выходить под ливневый снег не хотелось. Они запели:

      О-осе шалом бимромав

      – Что делать, господа евреи? – спосил Слепак.

      – Мы никуда не уйдем, пока не получим ответ, – упорствовала Нудель. – Такая прекрасная возможность нагадить им.

      – Мать, почему ты за всех говоришь? Давай проголосуем.

      «Через пять минут я вызываю охрану», – сказал Капица.

      Иду Нудель поддержали Щаранский, Бегун и Розенштейн.

      Через час отказники покинули Приемную.

      Сквозь снежный ливень едва проглядывал Манеж.

      – Тебе обидно? – приставал Азбель к Брайловскому.

      – Что не арестовали?

      – Что все труды наших предков за двести лет в России пошли прахом.

      – Оставайся и трудись дальше.

      – Зря мы ушли, – Бегун догнал их. – Надо было устроить скандал.

      «Невозможно препятствовать садиться в тюрьму тем,