.

характером, но широко образованного, разностороннего и мудрого.

      Много лет он был художественным руководителем Театра музыкальной комедии. В молодости ставил блестящие капустники в Доме актера. На телевидении – новаторские и интересные балеты, такие как «Прекрасная Галатея», «Старое танго», «Анна на шее» с Екатериной Максимовой и другие. Они сделали ему имя в искусстве. Казалось бы, следует вылепить эдакого развеселого, улыбающегося, милого режиссера в соответствующей композиции. Но я достаточно хорошо знал его другим, чтобы так поступить, и портрет получился серьезным: Белинский сидит, сложив перед собой руки и глубоко задумавшись. Не уверен, что польстил своему старому другу, но он воспринял портрет с интересом.

      Вспоминаю, сколько раз я приходил в филармонию, чтобы подготовиться к работе над портретом Темирканова, занимал разные места в зале, чтобы рассмотреть его то с одной, то с другой стороны, а тут мне хватило только одного раза, чтобы решить, каким делать портрет Белинского.

      Думаю, что в этом случае имело значение и то, что с Сашей я был близко знаком, а Темирканова должен был изучать заново, прежде чем приступить к работе.

      Не могу перечислить всех тех моих друзей, которых я лепил и дарил им потом портреты (конечно, если они этого хотели). Скульптурный портрет – это не графический лист, который можно положить в папку. Он требует места в доме и соответствующего освещения. Поэтому многие портреты остаются у меня в мастерской. Это и Юрий Васильевич Басистов, и Слава Страхов, и несколько портретов Гранина, и Витоль, и Никита Толстой, и Никандр Мальцев, и философ Моисей Каган, и шахматист Марк Тайманов, и режиссеры Игорь Владимиров, Зиновий Корогодский, хоккеист Николай Пучков, Рубен Агамирзян, композитор Андрей Петров, поэт Семен Ботвинник, писатель и историк Даниил Аль и многие-многие другие.

      Бывают и забавные истории с портретами. Как-то я одновременно лепил портрет кинорежиссера Михаила Григорьевича Шапиро и моего друга вице-адмирала Владимира Ильича Акимова.

      Портрет Акимова я закончил, а над Шапиро собирался еще поработать.

      Станки с глиняными портретами стояли почти рядом. Я написал своему формовщику записку в обычной для нас и обоим понятной форме: «Валя! Формуй» – и положил возле портрета Акимова. Форточка была открыта, и записка перелетела и легла на пол под станком, где стоял портрет Шапиро.

      Когда я пришел вечером в мастерскую, к моему ужасу, портрет Шапиро был уже отлит из гипса, а Акимов стоял нетронутый. Огорчение мое было напрасным.

      Портрет Шапиро, который, как мне казалось, был еще не закончен, оказался одним из самых «живых» портретов. Как важно вовремя остановиться! И как трудно это сделать!

      С Кириллом Лавровым мы знакомы очень давно. Я и вылепил его совсем молодым, таким, каким помнил его в годы нашей молодости.

      Наша работа была еще и потому приятной, что я договорился с бывшим тогда директором Эрмитажа Сусловым, что мы сможем с Кириллом посмотреть все запасники