Такая долгая жизнь. Записки скульптора. Григорий Ястребенецкий

открыл капот.

      – Заводи! – крикнул Ломакин.

      Я повернул ключ, торчащий в замке зажигания, и вдруг машина, которая стояла на скорости, резко рванула вперед. За открытым перед моим носом капотом я ничего не видел, только услышал громкий стук, скрежет железа, почувствовал резкий толчок, и машина остановилась. Побледнев, я вылез из машины и увидел ужасающую картину.

      «Волга» вмяла багажник стоящего перед ней «москвича», тот, в свою очередь, врезался в следующую машину, погнул свой бампер и бампер стоящего перед ним «москвича». Как умудрился Ломакин, стоявший между носом «Волги» и «москвичом», взвиться в воздух и нырнуть под капот, остается загадкой. Позже я нашел каблук его нового ботинка на амортизаторе «Волги».

      Я стоял, растерянный, оглядывая масштабы бедствия, когда ко мне подскочил разъяренный продавец, который перед этим отлучился всего на одну минуту. Увидев то, что произошло, он в ярости грохнул кулаком по крайнему правому крылу «Волги», на котором сразу же образовалась глубокая круглая вмятина.

      Я понял, что теперь эта машина уже определенно будет моей. Ремонт стоявших перед «Волгой» «москвичей» влетел мне в копеечку. Я тут же рассчитался с продавцом за ремонт и возместил ему также моральный ущерб, сел в «Волгу» и поехал домой. Лучше бы я купил, думал я, серую «Волгу» с такой же вмятиной, которая стояла во дворе.

      Осмотреть мою машину собрались все художники, жившие в нашем доме. Живописцы говорили, что надо было покупать машину другого, желательно серого цвета, скульпторы больше обращали внимание на вмятину, но все единодушно восхищались серебристым оленем на капоте.

      Ночью я плохо спал, вспоминая произошедшие со мной неприятности. Еле дождавшись утра, я пошел посмотреть свою новую машину. Оленя на носу не было. Кто-то ночью отломал его, добавив еще одну некрасивую вмятину.

      Без оленя и со вмятиной эта машина служила мне верой и правдой много лет. На ней я ездил в Польшу и Чехословакию, на ней ездил на зарисовки с моим другом Виктором Цигалем в Таллин.

      Лет через десять, когда она уже почти совсем развалилась, я продал ее дешево недоверчивым узбекам. Когда настал момент расплаты, один из них снял ботинок и достал из носка мятые теплые деньги и передал мне. Это было в Апраксином Дворе, где я когда-то покупал мою «Волгу» и где уже стояли новые, только что появившиеся, непривычной формы, сверкающие краской «жигули». К моему удивлению, они были окрашены в самые разнообразные цвета, и только серых, мышиного цвета, среди них не было.

      К чему приводит хорошее воспитание

      Сережа – маленького роста, с незапоминающимся лицом, в пиджачке непонятного цвета, крайне застенчивый, забитый жизнью человек. Зашел он ко мне в мастерскую не вовремя, зашел узнать, нет ли где-нибудь какой-нибудь работы. А у меня были гости – заглянули на огонек (окна мастерской выходят во двор нашего дома, и когда горит свет, значит, я в мастерской) художники Юра Татарников, Тимофей Шевченко и Василий Соколов. Все трое – живописцы, все трое жили в противоположном