Уроки танго (сборник). Даниил Гуревич

вы увидите, какая она замечательная! Ну что вы на меня уставились? – уже с отчаянием спросила Галя. – Мы на ремонт никогда сами не соберем. Такие деньги! А Тоне зимнее пальто? Просто стыдно, в чем она ходит, – учительница все-таки… Ну хорошо. Давайте договоримся так: если она вам не понравится – по каким-нибудь причинам откажем, – уже примирительно закончила Галя.

      – Договоримся, но с условием – в магазины не пойдем.

      – Шантажист. Магазины – завтра, а она сейчас придет. Пойди лучше переоденься.

      – Это еще зачем? – поджал губы Нечаев.

      – Посмотрись в зеркало – поймешь, зачем.

      – Даже в выходной жить не даешь, – вздохнул Нечаев и, встав с кресла, направился к лестнице. Проходя мимо Тони, он поцеловал ее в голову и, указывая на Галю, сказал печальным голосом:

      – Твоя мать – диктатор.

      – Подожди, Сережа. Это еще не все. Вот сейчас тебе совсем не понравится. Она, по-моему, новая русская.

      Нечаев остановился и недоуменно посмотрел на Галю.

      – Что значит «по-моему»? Эту публику ни с кем не спутаешь. Ты уж, пожалуйста, не хитри – тебе не к лицу.

      – Ничего я не хитрю. Она другая… Ты увидишь. Я же знаю, как ты к ним относишься…

      Отношение Нечаева к новым русским, да и вообще к происходящему в стране было не просто негативным, оно было по-настоящему враждебным. Он радовался и гордился, когда развалился Советский Союз. Вспоминая своего большевика-деда, он ожидал, что коммунистическую партию по крайне мере отменят, если не предадут суду, и в стране наступит настоящая демократия. Вместо этого в стране наступил полный хаос и беспредел. Народ как и был ничто, так им и оставался, а вот бывшая номенклатура и производственное начальство всеми доступными только им средствами стали присваивать себе страну. В их городе ярким примером происходящего в России был его бывший приятель и начальник отдела Калягин, который к концу восьмидесятых добрался до должности замдиректора химкомбината. Когда началась приватизация, он, лихо оттеснив нерасторопного директора, стал основным держателем акций комбината, а затем и единоличным его владельцем. Вскоре он приобрел еще несколько более мелких городских предприятий и стал неофициальным хозяином города. Свое отношение к Калягину Сергей перенес на всех новых русских и, как он считал, заслуженно.

      – Все, что я прошу, – поговорить с ней, – продолжала Галя. – Ты можешь для меня это сделать?

      – Не спекулируй на моих чувствах, Галча. Ты лучше скажи. Если она новая русская, то какого лешего она снимает комнату? Почему не снять номер-люкс в гостинице? Или в конце концов не купить гостиницу? Она что – жмот? – с вызовом спросил Нечаев.

      – Она?! О чем ты говоришь! – засуетилась Галя. – Ты бы видел, как она в ресторане… Я ей тоже сказала, что у нас маленькая комната, что, может, ей лучше в гостинице… Она ни за что. Никаких гостиниц, только снять. Ей хочется именно в семье пожить… Имеет человек право на прихоть?

      – Смотря кто. Я, например, себе позволить не могу, но это же новая русская.

      – Ладно, Сережа, хватит уже.