На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала. Пауло Коэльо

в часовне Святого Сатурия, рассказывал о мечте обойти весь свет – а наши родители меж тем звонили в полицию, боясь, что мы утонули во время купания.

      – Здравствуй, Пилар, – сказал он.

      Я поцеловала его. Я могла бы сказать что-нибудь лестное о его выступлении и о том, что мне как-то не по себе среди такого множества людей. Я могла бы вспомнить какой-нибудь забавный случай из времен нашего детства и признаться, что горжусь, видя, какое восхищение вызывает он у других, у посторонних.

      Я могла бы объяснить, что должна бежать со всех ног – иначе пропущу последний ночной автобус на Сарагосу.

      Могла бы. Никогда не сумеем мы понять значение этих слов. Ибо в каждое мгновение нашей жизни может произойти нечто, – может произойти, но не происходит. Существуют волшебные мгновения, но они остаются и проходят неузнанными, и тут внезапно рука судьбы меняет наш мир.

      Именно так и случилось тогда. Вместо всего того, что я могла бы сказать, я произнесла лишь два слова, которые – неделю спустя – привели меня на берег этой реки, заставили написать эти строки.

      – Выпьем кофе? – вот что я тогда сказала.

      И, обернувшись ко мне, он не оттолкнул протянутую ему руку судьбы.

      – Мне так нужно поговорить с тобой. Завтра у меня лекция в Бильбао. Я на машине. Едем?

      – Я должна вернуться в Сарагосу, – ответила я, не зная, что это был единственный выход.

      Но в следующую долю секунды, оттого ли, что вновь вернулась в детство, или оттого, что не мы пишем лучшие мгновения нашей жизни, я сказала:

      – Но впрочем, будут выходные по случаю праздника Непорочного Зачатия. Я могу поехать с тобой в Бильбао и вернуться в Сарагосу оттуда.

      Реплика моей соседки по поводу «семинариста» не давала мне покоя, и он, как видно, заметил это.

      – Ты о чем-то хочешь меня спросить?

      – Хочу, – ответила я, попытавшись слукавить. – Перед лекцией какая-то женщина в зале сказала, что ты возвращаешь принадлежащее ей.

      – Это не важно.

      – Для меня важно, – возразила я. – Я ведь ничего не знаю о тебе, о твоей жизни, я была поражена, увидев, сколько народу явилось послушать тебя.

      Засмеявшись, он обернулся к другим и уже готов был вступить с ними в беседу.

      – Погоди, – сказала я, удерживая его за руку. – Ты не ответил мне.

      – Поверь, Пилар, тебе это будет не слишком интересно.

      – Так или иначе, я хочу знать.

      Он глубоко вздохнул и отвел меня в угол зала.

      – Все три великие религии, в основе которых лежит единобожие, – иудаизм, христианство, ислам – это мужские религии. Священнослужители – мужчины. Мужчины устанавливают законы, мужчины исполняют обряды.

      – Но что же имела в виду та дама в зале?

      Он замялся, помедлил, но все же ответил:

      – Что я вижу порядок вещей по-другому. Что верю в женский лик Господа.

      Я вздохнула с облегчением – моя соседка ошибалась. Он не мог быть семинаристом, ибо семинаристам не дано