Вероника решает умереть. Пауло Коэльо

претила фамильярность, она инстинктивно избегала навязываемых физических контактов.

      – По-моему, разговор не о том. Вы ведь начали с моей просьбы.

      – Ах да. Здесь, в приюте, есть одна особая группа пациентов. Эти мужчины и женщины давно уже могли бы выписаться и преспокойно вернуться домой, но не захотели. И, если подумать, тому есть немало причин – Виллете не так плох, как о нем говорят, хотя, разумеется, здесь далеко не гостиница-люкс. Зато каждый здесь может говорить что вздумается, делать что хочется, не опасаясь вызвать чье-либо недовольство или критику – в конце концов, здесь психбольница. Однако во время официальных ревизий, когда появляется инспекция, участники группы намеренно ведут себя так, будто представляют серьезную угрозу для общества – ведь весьма многие из них здесь за государственный счет. Врачи знают про симуляцию, но, похоже, есть какое-то тайное указание хозяев-соучредителей, заинтересованных в том, чтобы пациентов было побольше. Клиника не должна пустовать – каждый пациент приносит доход.

      – И они могут достать таблетки?

      – Попробуйте установить с ними контакт. Свою группу, кстати, они называют Братством.

      Зедка указала на светловолосую женщину, оживленно беседовавшую с пациенткой помоложе.

      – Ее зовут Мари, она из Братства. Спросите ее.

      Вероника двинулась было в ту сторону, но Зедка ее удержала:

      – Не сейчас: сейчас она развлекается. Она не прекратит заниматься тем, что доставляет ей удовольствие, лишь для того, чтобы оказать любезность незнакомке. Если она будет недовольна, у вас уже никогда не будет шанса к ней приблизиться. «Сумасшедшие» всегда доверяют первому впечатлению.

      Вероника рассмеялась над тем, с какой интонацией было сказано «сумасшедшие», но почувствовала при этом смутную тревогу – уж слишком все вокруг казалось нормальным, едва не жизнерадостным. Столько лет подряд жизнь циркулировала в пределах привычного маршрута – с работы в бар, из бара в постель к любовнику, от любовника к себе в монастырскую комнату, из монастыря – в родительский дом, под крылышко матери. И вот теперь она столкнулась с чем-то таким, что ей и не снилось: приют, наблюдение психиатров, санитары…

      Где люди не стыдятся говорить, что они сумасшедшие.

      Где никто не прекращает делать то, что ему нравится, лишь для того, чтобы оказать другому любезность.

      Ее вообще охватило сомнение, не издевается ли над нею втайне Зедка, или же это у ненормальных обычное дело – ставить себя выше других, при всяком удобном случае подчеркивая свою избранность – избранность принадлежащих к особому миру – тому, где царит полная свобода безумия. А с другой стороны, если подумать, разве не все равно? Ей, во всяком случае, выпало пережить некий любопытный и редкий опыт: представьте себе, что вы оказались там, где предпочитают выглядеть сумасшедшими, лишь бы делать что в голову взбредет, пользуясь на этот счет полнейшей свободой.

      Едва лишь пришла в голову эта мысль, сердце словно куда-то провалилось. Сразу в памяти вспыхнули слова