Пыль на ветру. Остросюжетный роман. Детектив. Леонтий Шергин

а выступает». Удрученный, полученным уроком, я дремал на нарах, когда в камеру ввели Каракулова, по кличке «Каракул», имеющего три «ходки» и считающегося главой воровского «сообщества» в городке. С недоверием, мы, услышали, что его взяли «за поджёг» дома любовницы. Видимо, велики были страсти, раз толкнули, того, на такой, безрассудный, поступок.

      Мы, были хорошо знакомы, так как я, несколько раз, по доброте душевной и в память о своих родственниках, бывших «сидельцах», заносил ему, по случаю: чай, сахар, сигареты, для передачи на зоны. Мы, с ним, сразу «скорешились» и «шобла» притихла, ожидая, что я, сейчас, буду разбираться с ними. Но, я, выбрав момент, когда «Каракула» выдернули на допрос, сказал им, что, я, зла не помню и, не думаю, с них «спрашивать». Они поняли мою позицию и успокоились.

      Затем, я, рассказывая истории, притчи, сказы и прибаутки из бесчисленных отрывных календарей деда, которые он коллекционировал, завоевал сначала уважение, зато, что я так много знаю, а потом и «авторитет», в смысле иметь право «судить, кто прав, кто виноват», кому выносить парашу, а кому мыть пол. Это многое значило в тесной камере, с нарами, рассчитанными на восемь человек, но вмещающими мужиков двенадцать.

      «Каракул», искренне, очень переживал, что неправильно может быть понят «бродягами». Тем более, что в городке творился полный беспредел. Поджоги домов продолжались. Один за другим, «под шумок», «обносить», сначала, жильё «богатеньких», а, потом, и явно, людей случайных. Было подозрение на наличие в городке маньяка— пиромана и использующую удачную ситуацию шайку воров. Возможно и не из местных. Но, «Каракул», запросто, мог попасть в этот разряд. Не видя выхода, он предложил мне бежать. Бежать, чтобы лично оправдаться перед «братвой». Считая, что свои возможности и знакомства на «югАх», я, не полностью реализовал и, что данное обстоятельство, позволит мне еще несколько лет побыть на свободе, я согласился. Тем более, что, уже третью неделю, меня, не вызывали на допросы и я ожидал, что «мусора», могут, «накопать» что—нибуть еще, или «присобачат» к делу какие-нибудь «эпизоды».

      В начале декабря ударили трескучие морозы.

      Как-то раз, мы, с «Каракулом», выйдя первыми на «оправку», в уличный туалет, уже по теплому одетые и захватив немного «жратвы», разобрали сначала помост, потом заднюю, выгребную, крышку люка, «клозета» и выбрались, по замерзшему «содержимому», наружу. Согласно, ранее оговорённому плану, быстро разбежались. Он, вероятно, рванул до своей подружки, хотя и обещал больше туда не соваться, а я подался на завод, где у меня была «лежка», и где, в своё время, я, отсыпался, пробродив, «под луной», с Татьяной. О побеге, по городку, сразу разнеслись слухи. Она поняла, где меня искать и, к вечеру, приволокла целую сумку «жратвы», собранную её бабушкой, «Галямихой». Очень уважаемой «дамой», из того еще, дореволюционного «разлива». Их семья владела некогда, частью, зимнего перегона и «бурлацкой тяги» участка Камы от Николо-Березовки до Сарапула. «Старая»