Ничего святого. Степан Алексеевич Суздальцев

щенок?! Ты, блядь, какого хуя мои перчатки взял?

      – Я… – замялся я. – Я только на физкультуру…

      Я хотел сказать, что у меня не было перчаток, а провести час на улице в минус пятнадцать без перчаток, катаясь на лыжах, не самое приятное занятие, которое можно себе представить.

      – Ты, сука, не слышал о такой вещи, как разрешение? – уточнил мой отчим.

      – Нет, я… – я хотел сказать ему, что взял перчатки всего на час и не хотел будить его, чтобы спросить. Но он перебил меня:

      – Ты, я вижу, пиздюлей давно не получал, урод!

      – Нет, я… простите, – прошептал я.

      Игорь направился к двери. Я посторонился, давая ему пройти. Поняв, что я не мешаю ему покинуть квартиру, он пришёл в бешенство оттого, что нет повода пнуть меня, и всё равно впечатал меня в стену.

      – Ещё раз увижу – убью! – предупредил напоследок он, прежде чем хлопнуть дверью.

      Разумеется, в тот момент я чувствовал свою вину. Я был уверен: раз он на меня орёт, в этом виноват я, и только я один.

      Мне не следовало брать его перчатки. С какой стати я посмел трогать его вещи? В самом деле, совсем я, что ли, охренел?

      А вот он прав. Он взрослый – значит, прав.

      Это, кстати, в корне неверная вещь, которую родители пытаются привить своим чадам: дети должны слушать взрослых. А правы взрослые или нет – уже не важно. Важно, что их нужно слушать.

      И дети воспринимают это как данность. Если взрослые злятся на них, – значит, дети неправы.

      Мне казалось, что я совершил проступок и получил по заслугам. Однако я даже не представлял, что меня ожидает.

      С того дня Игорь начал открыто проявлять враждебность ко мне при всяком удобном случае. А поскольку он не встречал должного сопротивления, делал он это постоянно.

      Мне нельзя было заходить в их с мамой спальню, в его кабинет и даже в детскую, видимо, он боялся, что я подам его сыну дурной пример.

      Мне нельзя было заходить в кухню, если там находился Игорь. Однажды в субботу я вошёл туда, потому что очень хотелось есть. Игорь завтракал и смотрел телевизор. Я встал с краю, достал из холодильника докторскую колбасу и хлеб из ящика, чтобы сделать себе бутерброд.

      – Ты, блядь, что, не видишь, что я завтракаю? – взревел Игорь.

      – Вижу, – кротко ответил я.

      – Так пошёл на хуй!

      Я вышел.

      Через неделю, а может, через месяц, уже не помню, я сидел на кухне и завтракал. В кухню вошёл Игорь.

      – Дай мне поесть, – потребовал он.

      – Я вам как-то мешаю? – поинтересовался я.

      От этого вопроса Игорь словно потерял дар речи. Он явно собирался вылить на меня уже привычный поток фраз известного содержания, однако столь наглый вопрос с моей стороны, видимо, ввёл его в ступор. Его лицо скривилось в яростной гримасе, наконец он сделал глубокий вдох, перевёл дух и спокойно произнёс ледяным тоном:

      – Избавь меня от своего присутствия.

      Я встал, взял тарелку и направился к раковине, чтобы её помыть. Я уже включил воду, когда Игорь не выдержал