Испытание на прочность. Сборник рассказов. Людмила Николаевна Перцевая

от невыносимой вони, проговорила Лариса, – возьми деньги, сходи пообедай и возвращайся. А я попробую в твой детдом дозвониться. Скажи-ка мне, кто там директор?

      Он толково назвал ей фамилию, даже телефон, взял деньги и убежал в столовку. Лариса, стараясь не смотреть на сотрудниц, открыла форточку, начала вызванивать номера в Нижнем Тагиле.

      Вошел Дмитрий Семенович из снабженческого отдела и покрутил носом:

      – Что-то девушки у вас сегодня запашок не тот, с улицы нанесло, что ли? Вы бы форточку прикрыли…

      Рая прыснула и выскочила из кабинета, а Ларисе в словах коллеги послышалась насмешка, и она сухо его отбрила:

      – А вам дела нет до наших запахов! Мы вот по вашей вине еще месяц посидим на сверхурочных – еще не так завоняем! Давайте, что там у вас, некогда мне ваши колкости слушать!

      Он только рот открыл от такой резкости, отрывисто сказал, протягивая папку:

      – Вот. Ну, это и не к спеху. Конечно, вы вправе… но я тоже сижу, конец квартала, знаете ли.

      И не кончив бессвязного объяснения, вышел прочь. Валентина кинулась за ним, заговорила что-то добрым успокаивающим голосом, но Ларису от этого стыда и неловкости отвлек телефонный звонок. Из столовой вернулся Сеня. Потрогал озябшими руками красные уши и похвастался, что деньги все целые!

      – Я в очередь встал, а тетенька мне говорит: «Иди сюда, дурачок, я тебе положу котлету с картошкой». Во-о-от такую гору наложила. Кассирша даже не смотрит, проходи, говорит, иди, ешь. – И, шмыгнув носом, прибавил, – меня другой раз даже машины на улице пропускают!

      "Ну еще бы, – подумала про себя Лариса, – производишь ты впечатление шибче красного света!" А вслух только и спросила, отводя его руку с деньгами:

      – Где же шапка твоя? Холодно ведь так-то форсить.

      Сеня снял пальтецо, аккуратно уложил его на пол возле шкафа, сел на свой стул рядом с Ларисой и терпеливо ей объяснил:

      – Чего ж форсить… Это я во время приступа потерял, как башкой стукнусь, так все с меня и слетает, меня уволокут, а про шапку никто и не думает. Вот опять остался гологоловый.

      Сеня начал рассказывать про начальника леспромхоза, про редакцию какой-то газеты, в которой он тоже просил помощи, про исполком, а Лариса глядела на него неотрывно, стараясь не показать крепнувшего в ней гнева. На что было и гневаться, на какую-то бабу, которой не нужен был в доме этот припадочный, на отца с матерью, не ко времени умерших и оставивших маяться убогого сына, на чиновников, которым недосуг и неохота заниматься Сеней? А Сеня по своей повествовательной логике дошел до нужного и самого важного места:

      – Мне бы только заработать на билет, а там Галина Гавриловна меня устроит…

      – Господи, да разве в этом дело! – вырвалось у Ларисы. – Билет я тебе могу купить, а если в Нижнем тебя никто не устроит, не поможет, опять будешь по подвалам таскаться? Нельзя ведь так жить…нездоровому человеку!

      Сеня притих, подумал маленько, пооглядывался и спросил:

      – Можно я в этом журнале картинки посмотрю?