Волчий корень. Николай Александрович Старинщиков

лифта. Вбежал на пятый этаж и остановился у входа, словно мореный таракан. Тяжеловато, однако, с непривычки. Прошёл до сестринского поста, и лишь тут на него обратили внимание. Стоп, господин хороший! Куда изволите?

      – Царева мне!

      Степаныч опять показал удостоверение – в стандартной милицейской обложке с золотым гербом и надписью «удостоверение».

      В удостоверении значится звание. Попробуй, разберись, кто перед тобой стоит на самом деле.

      – Пара вопросов, надеюсь, не утомят? – спросил Ефремов.

      – Пройдите. Но имейте в виду…

      Царь лежал у окна. Во взгляде – томление. Под глазами – круги, словно колёсики от детских грузовиков, с чугунным отливом. Сильно, видать, ударился. Причём несколько раз. И не об лёд, а как минимум о чей-то ботинок. На лице всё написано.

      Саня протянул левую руку. Правая оказалась опухшей.

      – Здравия желаем… – Степаныч покосился в сторону остальных больных. – Рассказывайте.

      – Чего рассказывать-то?! Шёл! Упал! Песочком надо посыпать дорожки, начальник!

      Он был недоволен местной властью. Пешеходы калечатся, а властям хоть кол на голове теши.

      Народ из палаты один за другим вышли.

      – Короче, слушай. – Глаза у Сани едва виднелись среди отекших век. – Внучка попалась одному в лапы – никак не вырвется. Ты его знаешь… Потому и приходил я к тебе.

      Царев отвернулся к окну и заплакал. Никогда не видел его Степаныч таким.

      – Кто он?

      – Который тебя закрыл. Возьми-ка вот адресочек. Свой человек… Вместе обсудите. Без меня.

      Он сунул пальцы в карман рубахи, вынул удостоверение. В нём лежала четвертинка бумаги в клетку.

      – Он моложе нас будет… Тот самый, о котором мы вчера говорили. Награжденец. Пятнадцатью сутками удостоили… По случаю двухсотлетия… …

      На лице у Царева мелькнуло подобие улыбки.

      – Продолжай.

      – Хотел миром обойтись… Смотрю: едут. Дай, думаю, остановлю. Наверняка, думаю, внучка у них там сидит. Они вылезли – и давай… Свалили, естественно. Ногами обработали, как положено. Напоследок один саданул, лежачего, с разбегу. Сосуд лопнул.

      Царев показал пальцем в бумажку и продолжил:

      – Остальное у этого типа спрашивай… Он в курсе. Теперь иди и не приставай – я болеть буду…

      – Может, тебе принести? – спросил Степаныч и напугался. Человек после операции. Можно сказать, с того света, а тут ему предлагают.

      – Вечерком… Заодно доложишь о проделанной работе. Апельсины принес? Положи в тумбочку…

      Ефремов вышел из палаты и направился к выходу.

      В вестибюле развернул записку. В ней значился телефон и странная аббревиатура: «К.С.А.». Степаныч вынул мобильник, набрал номер.

      – Карманов слушает! – прогремело в микрофоне.

      Точно! Как можно было его забыть?! Это был Сергей Анатольевич!

      – Здравствуй, Серёженька, – запел Степаныч. – Ефремов беспокоит… Может, ты помнишь такого?!

      – Обижаешь, слушай…

      – Я из ЦГБ! Царь после операции здесь лежит! Подробности