Трудармия. Александр Александрович Вегнер

заголосила уже, не сдерживаясь.

      – На вот, подпиши протокол, – сказал Чалов.

      Но Мария ещё сегодня ночью решила ничего не подписывать, тем более, не понимая, что подписывает. А сейчас она вообще не способна была что-то понимать.

      – Ну хорошо, – сказал Чалов, – так и напишем: «Подписать протокол отказалась»!

      – Что теперь будет? – всё-таки смогла спросить Мария сквозь свои вопли.

      – Суд решит, что будет. Судить тебя будут.

      Услышав слово суд, она совсем ополоумела и стала кричать уже по-немецки.

      Мария не помнила, как шла в камеру, как очутилась на кроватном тряпье. Кричала и плакала весь остаток дня. А поздно вечером вдруг услышала глухой стук в стену. Этот еле слышный стук вернул её к действительности. Мария стала воспринимать звуки, обращать внимание на свет автомобильных фар за окном, и вскоре уснула так крепко, будто умерла.

      Утром пришёл тот же старый милиционер. Принёс ложку овсяной каши и светло-жёлтую жидкость в алюминиевой кружке, наверное, чай.

      – Ох, и кричала же ты вчера, дочка! У меня самого глаза на мокром месте были: «Чего, – думаю, – девчонку мучат?» Ты только никому не говори, что я так сказал. А то…, – махнул он рукой, – можешь и сказать, мне старику всё равно, прожил я своё. Но лучше не говори… А картошку-лепошку что же не съела?

      – Не могу… Хотите, съешьте.

      – А что, давай, пожалуй, не пропадать же. Смотри только не пожалей.

      – Не пожалею.

      Чай смогла выпить, а кашу не стала.

      Наступило какое-то отупение: ну и пусть, будь что будет…

      Вскоре опять пришёл милиционер, в руках другая – синяя – их чашечка:

      – Новая картошка-лепошка приехала. Ты уж того, поешь.

      – Берите себе.

      – Нет, нет, больше не возьму. За то спасибо. Вкусная картошка-лепошка. А эту обязательно сама съешь. Не бойся, за сушилку ничего тебе не будет – ей грош цена копейка. Да председатель ваш, вроде как за тебя просил. Точно не скажу, но слышал краем уха.

      Оставшись одна, она принюхалась – от жаренной в масле картофельной лепёшки исходил аромат, чудеснее которого не было в её жизни. Она отломила кусочек, а потом с жадностью проглотила все три «картошки-лепошки».

      В стенку опять постучали, как вчера вечером. Но она опять не решилась ответить. А вскоре пришёл дежурный и принёс ведро с тряпкой:

      – На-ка, полы помой – время веселей пройдёт.

      Она вымыла весь коридор, а когда заканчивала мыть пол в закутке для арестантов, возле двери соседней камеры, в неё вновь постучали. Из-за двери донёсся хриплый, простуженный голос:

      – Мария! Это ты?

      – Я. А вы кто?

      – Я Йешка Бахман.

      – Йешка! Но ведь ты в трудармии!

      – Я убежал. Меня позавчера вечером поймали. Я страшно хочу есть. Передай своей маме, пусть мои мне что-нибудь принесут. Поняла?

      – Да.

      – Что ты дочка? Разговариваешь с кем? – спросил появившийся дежурный.

      – Нет я так, головой о косяк стукнулась.

      На следующее утро её вызвал Чалов:

      – Ну вот что, Мария… Фридриховна,