94-й пехотный Енисейский полк. Григорий Зарубин

задыхался от страсти, то отстраняла – гнала прочь. То неделями пряталась, не отвечая на письма, а однажды дождливым осенним вечером впорхнула в его комнату… Скинула порывисто на пол мокрое платье. Золотые вьющиеся волосы рассыпались, сверкая капельками хрустального дождя. Бросилась на него, зацеловала, заласкала…

      Неделю Алексей ходил ошалелый, точно пьяный, не веря своему счастью, пока Анна не выгнала его, смерив холодным жестким взглядом. И так без конца, пока не исчезла совсем в начале марта. Прислала коротенькую записку: «Срочно уезжаю. Прощай. Твоя Анна».

      – Ну что ж, не хотите отвечать не надо. Ваше право, – Сомов встал, подал распечатанный конверт, – это вам. Более не смею вас задерживать, Алексей Федорович.

      – — – — – — – — – — – — – — – — – — —

      Алексей Новак шел в сторону казарм. Брел, неспешно ступая по лужам, не видя и не замечая ничего и никого вокруг.

      Мысленно перечитывал строчки письма. Память сама дорисовывала округлые завитки букв. И подражая польскому акценту милой Анны, мягкие звуки становились твердыми, шипящие – более приятно «шипели». Словно, ее сладкие губы сами шептали…

      «Милый мой Алеша. Прости, что так уехала внезапно – все из-за непреодолимых обстоятельств. Всего тебе не могу объяснить, да и незачем. Впрочем, тебя уже, наверное, вызывали на допросы, и ты обо всем догадался. Не хочу портить твою жизнь. Ты замечательный. Вспоминай меня иногда. Целую. Любящая тебя Анна».

      – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

      – А где рота? – Новак заглянул в пустые помещения.

      – В лес за дровами уехали, ваше высокоблагородие, – доложил оставшийся дежурить курносый солдатик, видимо, из тех новобранцев, что на днях «забрили» из местных.

      – Я не «высокоблагородие», просто «благородие». Понял?!

      – Понял, ваше благородие!

      – Молодец! Как звать-то тебя?

      – Пантелеймон Артюхин! Ваше благородие! Девяноста пятого года рождения, призван для прохождения службы из Порховского уезда! – четко доложил солдат.

      – Молодец!

      – Спасибо!

      – Не «спасибо», а «рад стараться».

      – Понял! Ваше благородие! Рад стараться!

      – Молодец! – хлопнул Новак солдата по плечу, – далеко пойдешь, Пантелеймон Артюхин!

      – Рад стараться!

      – А это чья лошадь, вестового?

      – В точности так! Ваше благородие!

      – Ну вот что: вестовой пускай пешком послужит, а я к капитану Робачевскому в лес… если спросят подпоручика Новака. Понял?

      – В точности так! Ваше благородие!

      Новак отвязал уздечку, сноровисто заскочил в седло, и, выехав за ограждение, лихо пустил коня галопом…

      – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —

      В сосновом лесу еще лежал хрупким настом нерастаявший снег. Солдаты заготавливали дрова: одни валили на землю тонкие сухие сосны, другие тут же их распиливали на чурки, третьи складывали