Пьесы. На сказки автора. Инна Фидянина-Зубкова

притомились, наверно.

      Где тут, Чертишка, таверна?

      ЧЁРТ.

      Дык поблизости есть избушка

      на курьих ножках, в ней живёт девчушка,

      пирогами всех угощает

      да наливает заморского чаю,

      а потом печь по чёрному топит

      и в баньке парит приблудных, мочит.

      СВЯТОГОР.

      Тормози, Микула, дружину!

      Эка, послужили мы.

      Притомились братья твои.

      Ждут нас в избёнке харчи.

      Картина пятая

      Изба Бабы Яги, которая разделена на две половины: столовая и баня /разделительной чертой служит печь и дверь в баню/. Печка топится, из двери баньки выходит пар. В столовой Бабы Яги накрыт стол.

      Одетая в нарядный женский сарафан Баба Яга достаёт из печи яства и ставит их на стол. Баба в углу сцены, пытается быть незаметной.

      МИКУЛА СЕЛЯНОВИЧ.

      Что поделаешь, с солдатнёю спорить опасно,

      на кол посадят, съедят припасы.

      Развернул воевода процессию к лесу

      в поисках бабьего интересу.

      Подъезжаем к избе, заходим.

      В избу входят семь богатырей.

      БАБА ЯГА.

      Там баба-краса не ходит,

      а лебёдушкой между столов летает,

      чаю заморского разливает

      в чаши аршинные,

      песни поёт былинные.

      На скатертях яств горами,

      капусты квашеной с пирогами

      навалено до потолочка.

      МИКУЛА СЕЛЯНОВИЧ.

      Как звать, величать тебя, дочка?

      БАБА ЯГА.

      Девица-краса краснеет

      да так, что не разумеет

      имени своего очень долго.

      Кажись, меня кличут Ольгой.

      АЛЕША ПОПОВИЧ.

      Ну, Олюшка, наливай

      нам свой заморский чай!

      Богатыри садятся за стол потчевать. Едят, веселятся. Михаил Потык ест осторожно, прислушивается, принюхивается; напитки лишь пригубляет, остатки незаметно выливает на пол.

      БАБА.

      Выпили богатыри, раскраснелись.

      Глядь, а банька алеет,

      истоплена дюже жарко.

      Дров бабе Яге не жалко.

      Не жалко ей и самовару.

      Мужам зелье своё подливает

      да приговаривает.

      БАБА ЯГА.

      Кипи, бурли моё варево;

      плохая жизнь, как ярмо,

      пора бы бросить её;

      хорошая жизнь, как марево;

      был богатырь, уварим его!

      БАБА.

      Воины пили чай и хмелели.

      МИХАИЛ ПОТЫК.

      Лишь Потык, прислушался он к напеву,

      бровь суровую нахмурил,

      в ус мужицкий дунул,

      усмехнулся междометием,

      насупился столетием

      и подумал о чём-то своём.

      БАБА.

      Мы не узнаем о том.

      А посему «сын полей» не пил, пригублял

      да в рукав отраву выливал.

      БАБА ЯГА.

      А баба Яга, то бишь Олюшка,

      как боярыня, ведёт бровушкой,

      глазками лукавыми подмигивает,

      ласковым соловушкой пиликает

      речи