Рассказы. Андрей Викторович Белов

сельхозтехники в райцентре: ближе к нашему поселку работы не нашлось, а специалисты всем нужны. Километров пятнадцать надо было добираться до райцентра. Автобус туда ходил два раза в день, и то теоретически: то дорогу развезет дождями, то снегом засыплет, а чаще всего запчастей не было, вот и простаивал он больше чем ездил. Уж как ни уговаривал меня директор нашего хозяйства, чтобы не увольнялся, даже усовестить пытался: мол, своих бросаешь. А что бросать-то: кормить-то семью надо было. Вот я и шутил:

      – Давай, Петр Сергеевич, зарплатами поменяемся – останусь, не поеду в райцентр, а так… извини.

      Приняли меня на станции обслуживания техники хорошо. Поначалу тяжеловато было бегать утром туда, вечером обратно, но освоился, даже курить бросил. Вот только жена жаловалась (понять ее можно), что соляркой весь насквозь пропах, ввек не отмоешь.

      К чему это я все рассказываю? А вот к чему.

      Любил я пройтись по лесу утром и вечером – лес любил, тишину, щебет птиц, живность разную. Особенно любил я зимний лес. Идешь, смотришь вокруг – и не налюбуешься: каждая птичка, не говоря уже о белке или зайце, в радость.

      Как-то зимой иду я на своих широких охотничьих лыжах домой через лес, иду медленно, лесом любуюсь.

      Заканчивали мы работать в три часа вечера, поскольку начинали, ни свет ни заря: в шесть часов утра.

      Солнце уж к закату клонится – в четыре часа совсем темно станет, так что зачем бежать – минут двадцать у меня еще было, чтобы порадоваться красотой вокруг да тишину послушать. Да, именно послушать: тишину слушать надо, вот тогда она в самую душу-то и проникает, что тебе орган, захватывает всего до дрожи в теле, до мыслей высоких доходишь.

      Любуюсь я зимним лесом и розовеющим небом. Деревья в снегу стоят, как пирамиды; у елок нижние ветки от снега до земли наклонились; кусты совсем в сугробы превратились, и в тишине то там, то тут как ухнет снег с верхних веток вниз в полной тишине, как хлопнет о землю, так что дух захватывает и сердце замирает.

      Гляжу, а снег-то вдруг вспыхнул и заискрился. Как в серебре весь стою. Вижу, первая звезда появилась на небе.

      «Так солнце совсем уж за горизонт село, только и краснеет небо закатом да снег подсвечивает. Ночь же скоро, а я посреди леса», – подумал я. Только бежать дальше собрался, а глянь, на просеке стою. По просеке еще километров пять-семь до моего поселка. На короткую тропу поворачивать надо, да век мне искать ее в темноте, да и снежок сегодня падал, хоть и небольшой, а лыжню-то мою утреннюю прикрыл.

      Стою, думаю, а другого пути, как по просеке идти, нет. А тут слышу волчий вой, да так быстро приближается, что припустился я по просеке на своих охотничьих лыжах, что духу было. Просека широкая, уйти бы с нее куда-нибудь в лес темный, да зверь – он в темноте, как я днем, все видит.

      Слышу вой, уже с обеих сторон обходит, значит, скоро догонят.

      «Прощай, матушка-жизнь! Эх, и пожил мало: всего-то тридцать шесть лет! А дети жена»?

      И тут