1000 не одна ложь. Заключительная часть. Ульяна Павловна Соболева

и, протянув руку, погладил меня по щеке.

      – Спасибо. Я не стесню.

      – Я знаю. Поднимайся. Холодно здесь ужасно. К вечеру температура падает еще ниже.

      Рифат резко привлек меня к себе.

      – Когда ты рядом, Альшита, мне везде тепло. Я бы спал под твоими окнами и не ощутил холода и неудобств.

      – Тебе не надо спать под моими окнами. Ты все же мой муж.

      Я высвободилась из его объятий и потянула за руку к подъезду, а когда за нами закрылась дверь, я услышала рев мотора на улице, словно кто-то сорвался с места, завизжав покрышками, звук удара и снова визг. Какой-то ненормальный с ревом умчался в сторону центральной дороги.

      – Дебилов всегда хватает. – сказала себе под нос и пошла впереди Рифата наверх. – Как тебе погода в России?

      – Холод собачий, – ответил с акцентом по-русски, и я рассмеялась.

      ***

      В эту ночь мне впервые за много месяцев приснился Аднан. Это был странный сон. Мне казалось, что все происходит наяву, и в тоже время мне было жутко до такой степени, что казалось я от этого ужаса во сне умру. То, что вначале началось, как дивная сказка в теплых песках при золотистом свете заходящего солнца в виде силуэта, скачущего ко мне на коне, окончилось так кроваво и больно, что я кричала во сне и охрипла от слез. Но вначале… я словно на повторе увидела нашу самую счастливую ночь в пустыне. Ту самую, в которую мы зачали наших детей.

      – ХабИб Альби, Аднан, – притягивая его к себе за шею, почти касаясь своими губами его дрожащих губ. Содрогаясь от наслаждения и голода. Как же я ждала этих касаний, этих сладких и порочных губ. И как же сильно хотела сказать ему о том, что люблю… о том, что никто и никогда не заботился обо мне так, как он.

      И Аднан улыбается своей ослепительной улыбкой все шире и шире. И сойти с ума окончательно, когда сама нашла его губы, обхватила своими – сначала верхнюю, потом нижнюю, и он с хриплым стоном впился в мой рот, дрожа всем телом, прижимая меня к себе сильнее и сильнее, сталкиваясь языком с моим языком и содрогаясь от неописуемого восторга. Впервые мои пальцы сплетены на его затылке и впиваются в его волосы. И голод возвращается с новой силой, окутывает нас пеленой, маревом все той же непреодолимой жажды, а робкие движения моего языка у него во рту отдают едким возбуждением внизу живота. Отрывается от моих губ и скользит жадным широко открытым ртом по моей шее, по ключицам, и дрожит всем телом, пытаясь все сильнее и глубже втянуть в себя мой запах. Скользит пальцами по моей спине, сминая ткань джалабеи, и я чувствую, как кружится голова от его близости. И от его хриплого шепота… Божеее! Как же я хочу услышать его голос наяву. Как же я хочу хоть раз его услышать.

      – Как же я соскучился по тебе, моя Зима, изголодался.

      А потом вдруг хватает за шею, и я начинаю понимать, что это не ласка, что его пальцы сжимаются все сильнее и сильнее, а глаза, такие блестящие любовью всего лишь секунду назад, наливаются кровью и дикой злобой.

      Впервые мне снилось, что он меня ненавидит, впервые