Закваска. Робин Слоун

Декстры были какие угодно, только не терпеливые. Многих выперли из колледжа: в школьные годы они очень спешили попасть сюда, а теперь хотели поскорее все доделать и разбогатеть. Они были все как один костлявые трезво мыслящие молодые люди, призраки в японских джинсах и кроссовках из лимитированной серии. Приходили на работу поздним утром, уходили после полуночи или даже спали в офисе.

      Это было отвратительно, но я и сама несколько раз не устояла перед мягкими диванами корпоративных цветов. Иногда ночью я лежала на диване, пялилась в потолок – обнаженные трубы, радужные переплетения проводов, перегоняющих данные по всему офису, – и чувствовала где-то в животе узел, который мне было не развязать. Мне было нужно по-большому, я шла в туалет, садилась и сидела там, ничего не делая. Датчик движения вырубался, выключался свет. Иногда я сидела так довольно долго, пока у меня в голове не возникал кусок кода, и тогда я плелась обратно на свое место, чтобы набрать его.

      Когда я работала в «Кроули Контрол Системс» в Саутфилде, Кларк Кроули делал неторопливый обход раз в месяц, и его посыл был таков: «Отличная работа, ребята, продолжайте в том же духе!» В «Дженерал Декстерити» в СанФранциско каждый вторник и четверг в бизнессводках мы получали сообщение от Андрея: «Мы намерены изменить условия человеческого труда, так что выкладываемся по максимуму».

      Я уже начала задумываться, умею ли я выкладываться по максимуму. У всех моих коллег в Мичигане были семьи и хобби, к которым они относились очень серьезно. У здешних призраков не было ничего лишнего: это были человекообразные генераторы САПР и кода. Я попыталась было соперничать с ними, но меня заклинило. Мой внутренний движок не запускался.

      В следующие месяцы я физически ощущала, как внутри меня убывает жизненно важный ресурс, но пыталась не обращать на это внимания. В конце концов, мои коллеги впахивают по три года без отпуска, а я сдулась спустя всего одно лето в Сан-Франциско? Я же вроде как новый член команды, свежая кровь.

      Но моя кровь не была свежей. У меня истончились и поблекли волосы и болел живот.

      В квартире на Кабрильо-стрит я существовала в основном в состоянии ступора: мозг не работал, воздуха не хватало. Родители были где-то далеко, я их видела только в окне видеочата. Друзей в Сан-Франциско у меня не было, за исключением пары декстеров, таких же измученных, как и я сама. Квартира была маленькая и темная, жутко дорогая, а Интернет медленный.

      Двенадцать минут спустя после моего звонка приехал заказ из «Супа и Закваски на Клемент-стрит». Его привез симпатичный молодой парень, чье лицо наполовину скрывал мотоциклетный шлем цвета кетчупа. Из-под шлема доносилась еле слышное «тынц-тынц-тынц», парень дергал головой в такт.

      – Привет, друг, – пророкотал он с сильным трудно опознаваемым акцентом.

      Величайшие из нас – те, кто может назвать другом совершенно незнакомого человека, причем так, чтобы это прозвучало не как пустой звук, а тепло и искренне. Так, чтобы ты им поверила.

      Я выудила