Гормон счастья и прочие глупости. Екатерина Вильмонт

я убежден на все сто.

      – Сто пудов, как говорит Полька?

      – Сто пудов! Бусечка, подумай, мы три недели будем вместе, как когда-то в Абрамцеве. Это же кайф, а то в этой суматошной жизни и не видимся почти.

      – Да ладно, я тебя небось и не увижу, как пойдешь по тамошним Суламифям.

      – Да ты что, я в таких поездках сама добродетель. Положение обязывает. В мои задачи ведь входит обеспечение дисциплины, а актеры такой народ… Любят расслабиться, и Израиль к этому располагает.

      – К чему?

      – К расслабухе.

      – Никогда бы не подумала, особенно если смотреть сводки с Голанских высот и с этих, как их… территорий.

      – Ты не поверишь, но там мгновенно наступает расслабуха. У актеров особенно. Никогда не видел, чтобы знаменитые, классные артисты так халтурили, как там… Но у меня этого не будет. Ну все, Бусенька, на вот съешь плюшку, ты же любишь!

      И он достал из пакетика именно такую плюшку, как я люблю, – улиточкой, посыпанную сахаром с корицей.

      – Венька, – умилилась я.

      – Рада? Я помню все про свою любимую сестренку, не дам тебя в обиду никому и, более того, обеспечу тебе успех!

      – Да ладно тебе, болтун. А запить плюшку у тебя есть чем?

      – Обижаешь! – Он протягивал мне бутылочку с квасом.

      – И это помнишь? – совсем растаяла я. – Венька, ты жуткая сволочь! Искуситель!

      – Ничего, ты еще будешь умирать от благодарности ко мне. Кстати, у тебя в Израиле, кажется, кто-то был?

      – Ой, Венька, я, кажется, соглашусь.

      – Что значит – кажется? По-моему, ты уже согласилась. Короче, мне пора, вечером я за тобой заскочу, поедем к Гордиенко.

      – Боже, Венька, ты так на меня насел, что я даже не спросила, что там надо петь? Какой кошмар!

      – Разберешься. Все, чао-какао!

      Он умчался, а я осталась стоять столбом на улице. А кто мне, кстати, отпуск даст? Бред все это, чистой воды сумасшествие. Я даже головой потрясла, чтобы стряхнуть с себя наваждение. И медленно побрела за угол, на работу. Венька сказал, что я могу взять псевдоним. А какой? Бронза? А что, можно. Хотя нет, глупо уж очень. В роли такого-то – Юрий Гордиенко, в роли такой-то – Бронза! Идиотизм! Ненавижу свое имя, вот родители удружили! Мама как-то сказала, что имя мне выбрала бабушка, а та объяснила, что Броня была одной из героинь ее любимого в юности романа «Девочки с Новолипок» какой-то польской писательницы. Я даже попыталась найти эту книжку, но не смогла. Интересно, почему же бабушка не назвала Брониславой маму, а отыгралась на мне? Вот теперь я и живу с этим именем. Торжественным и бронированным. Обычно все зовут меня Броней, только Венька еще в детстве прозвал Буськой. Что крайне возмущало моего мужа. Это собачья кличка, негодовал он и звал меня Славой. Броня ему тоже не нравилась. Кое-кто звал меня Бронзой или Брошкой. Раньше я это терпела, пока не прочитала несколько романчиков Дарьи Донцовой, у которой героинь звали Лампой и Вилкой. С тех пор я всегда фыркаю как разъяренная пантера, если кто-то зовет меня Бронзой или Брошкой. А вот Буська меня вполне устраивает. А что, если так и явиться перед публикой: выступает Буська! По-моему, отличная