Фатум. Самые темные века. Генри Лайон Олди

воды в лицо – и та, рыжая от крови из разбитого лба, потекла за шиворот.

      Отец запретил женщинам расспрашивать парня. Алексей забился в угол в сарае, вдыхал запах скотины и железа, прижимался к теплому боку Тишки. Он не хотел плакать, да злые слезы текли из глаз сами, по-бабьи. Голоса в голове пристыженно умолкли.

      Не будет свадьбы осенью, не будет прежней жизни. Закончилась. Не по его вине, не по его желанию. Незнакомцы в золотых замках решили начать войну, изувечили природу, людей, Великий Лес, уничтожили мавок и жизнь кузнеца Алексея Корака. Да разве есть у него силы спросить с них? А смелость?

      Он снял ремень, сжал в руках. Деревянный лежень, что делил крышу сарая надвое, светлел над головой: «Подходи, парень! Выдержу!»

      Алексей бросил ремень в солому, опустился на пол.

      Он уже пытался. Дважды со дня окончания службы прилаживал веревку на шее, да так и не решился. Трусил.

      Корак зажмурился, сжал зубы и тихо завыл.

      «Глупо, парень, – сказал Илья. – Хоть вой, хоть плачь, а никуда мы не денемся. Ты же знаешь».

      «Не жизнь, а задница, – согласился Петр. – Да другой не дают».

      Мавка молчала. Виновница всего случившегося затаилась. За все время она ни разу не говорила с ним, да только Алексея не обмануть. Он по-звериному чуял ее в себе. Чужачку.

      – Исправь все! Верни назад! – закричал Корак.

      Животные в сарае испугались. Замычала корова. Нервно заплясал теленок, прижался к матери. Лишь Тишка стоял неподвижно.

      – Верни назад, проклятая, верни!!!

      Но мавка не отвечала.

      Праздничный ужин не удался. Пришли соседи, будущие сваты, староста. Мать с сестрой хлопотали у стола, отец мрачно переглядывался со старшим братом. Алексей к ним не вышел. Он сидел в углу сарая, опустив голову на руки.

      Марьяна сама пошла за ним. Замерла у входа, боясь войти.

      – Алешенька!

      Он не ответил.

      – Душа моя, сердце мое, не молчи! Чего бы ни приключилось, мы все переживем!

      Она вошла в сарай, хотела подойти, но Тишка фыркнул, выпустил облако пара, и девушка, вскрикнув, отпрянула. Тут же устыдилась своего страха, хотела подойти, да Корак не дал.

      – Уходи! – приказал он.

      – Алешенька!

      – Слово свое назад беру. Найди себе жениха покраше.

      – Что ты говоришь такое? Я тебя сколько ждала, а теперь брошу?

      – Не ты меня бросаешь, а я тебя, – жестоко ответил он.

      Невеста еще мгновение постояла в дверях и, в отчаянии всплеснув руками, ушла.

      «Дурак ты», – сказал Петр.

      «И то верно, – согласился Андрей. – Нам пожалел бабу показать, так и себя радости лишил».

      Не радости. Сердца он себя лишил.

      В груди было пусто и тихо.

      Когда гости разошлись, Алексей вернулся в дом.

      На улице стемнело. Слабо освещала комнату единственная свеча. Отец сидел за столом, рассматривая руки. Раньше он курил, да табак кончился несколько недель назад. Алексей тяжело опустился на лавку напротив, и отец, не спрашивая, налил ему в стакан вина.

      – Ну, как вы тут? – тихо спросил