С. Ю. Витте. Сборник

Юльевич, кабинет ваш залит кровью…

      – Что поделаешь. Государь приказал очистить авгиевы конюшни.

      – Без жалости?..

      Не отвечая, он мерил кабинет своими характерными шагами. Глаза его уже потухли, чело морщилось новыми мыслями.

      – Вот что: в железнодорожном деле у меня комар носа не подточит… А вот шоссейно-водяное – загадка. Знаю лишь, что там царствует произвол и взятка… Загнивший омут… Поезжайте и осветите его! Дайте материал, чтобы можно было из пушки пальнуть. Но не по воробьям… Я доложил уже о вас государю…

      – Смилуйтесь! Ведь вы меня на смертоубийство посылаете.

      – Знаю… Но у меня никого нет.

      – Куда же ехать?

      – Куда хотите. Составьте сами маршрут… В вашем распоряжении пароход, поезд… Ну, словом, действуйте. А мне некогда. Прощайте!

      – Но… вы будете милостивы?

      Витте взглянул на меня с слегка презрительной усмешкой. Глаза его сверкнули.

      – Я разворочу осиное гнездо…

      Через четыре месяца я возвратился с Днепра, а Витте – с Волги. Он вызвался ехать туда «на холеру». Это было дело министра внутренних дел. Но Дурново струсил. Для Витте же это был жест. И он решился на него так же быстро, как на все, когда нужно было. Например: тотчас же после его назначения в Петербург приехала иностранная делегация железнодорожников. Явилась к нему. Витте не знал ни одного иностранного языка[88]. Беседовали через переводчика. Через неделю он устроил для гостей блестящий раут с ужином. И за ужином произнес речь… по-французски.

      Во дворце кн<язя> Юсупова были чудные комнаты и старинная мебель empire. Витте ничего в ней не понимал и велел две комнаты – кабинет и спальню – очистить от нее. Застав его в огромном кабинете с вульгарными турецкими коврами и диванами, я удивленно оглядывался.

      – А где же empire?

      – Черт с ним. От него холодом веет…

      Схватился за живот.

      – Да я кажется того… Заразился.

      Схватка прошла, и лицо его просветлело.

      – Ну, доклад вы мне подадите после… А теперь хочу вас удивить: прежде всего – женюсь. Затем – меня прочат в министры финансов…

      Лукавая усмешка кривила его мокрый рот.

      – На Лисаневич?

      – Само собою…

      – Государь разрешил?

      – Его величество сказал: женитесь хоть на козе…

      – А развод?

      – Приказано в три дня покончить…

      Чтобы не показать всего скорбного удивления, я перешел к другой теме.

      – Разве Вышнеградский уходит?

      – Его уходят…

      Он опять схватился за живот.

      – Положительно, я заразился…

      Когда прошла и эта схватка, на мой вопрос:

      – А что же будет с путями сообщения? – он заговорил как бы сам с собой:

      – В России тот пан, у кого в руках финансы. Этого до сих пор не понимали. Даже Вышнеградский. Но я их научу. Пути сообщения? И они будут в моей власти…

88

И. И. Колышко преувеличивает: С. Ю. Витте владел, но посредственно, французским языком. Других он действительно не знал.