Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

давно затверженный ответ.

      – А что такое ад? Ты можешь объяснить мне?

      – Это яма, полная огня.

      – А ты разве хотела бы упасть в эту яму и вечно гореть в ней?

      – Нет, сэр.

      – А что ты должна делать, чтобы избежать этого?

      Ответ последовал не сразу; когда же он наконец прозвучал, против него можно было, конечно, возразить очень многое.

      – Я лучше постараюсь быть здоровою и не умереть.

      – А как можно стараться не умереть? Дети моложе тебя умирают ежедневно. Всего два-три дня назад я похоронил девочку пяти лет, хорошую девочку; ее душа теперь на небе. Боюсь, что этого нельзя будет сказать про тебя, если Господь тебя призовет.

      Не смея возражать ему, я уставилась на его огромные ноги, протянутые на ковре, и вздохнула – мне хотелось бежать от него за тридевять земель.

      – Я надеюсь, это вздох из глубины сердца и ты раскаиваешься, что была источником стольких неприятностей для твоей дорогой благодетельницы?

      «Благодетельница! Благодетельница! – повторяла я про себя. – Все называют миссис Рид моей благодетельницей. Если так, то благодетельница – это что-то очень нехорошее».

      – Ты молишься утром и вечером? – продолжал допрашивать меня мой мучитель.

      – Да, сэр.

      – Читаешь ты Библию?

      – Иногда.

      – С радостью? Ты любишь Библию?

      – Я люблю Откровение, и книгу пророка Даниила, книгу Бытия, и книгу пророка Самуила, и про Иова, и про Иону…

      – А псалмы? Я надеюсь, их ты любишь?

      – Нет, сэр.

      – Нет? О, какой ужас! У меня есть маленький мальчик, он моложе тебя, но выучил наизусть шесть псалмов; и когда спросишь его, что он предпочитает – скушать пряник или выучить стих из псалма, он отвечает: «Ну конечно, стих из псалма! Ведь псалмы поют ангелы! А я хочу уже здесь, на земле, быть маленьким ангелом». Тогда он получает два пряника за свое благочестие.

      – Псалмы неинтересные, – заметила я.

      – Это показывает, что у тебя злое сердце, и ты должна молить Бога, чтобы он изменил его, дал тебе новое, чистое сердце. Он возьмет у тебя сердце каменное и даст тебе человеческое.

      Я только что собралась спросить, каким образом может быть произведена эта операция, когда миссис Рид прервала меня, приказав сесть, и уже сама продолжала беседу:

      – Мне кажется, мистер Брокльхерст, в письме, которое я написала вам три недели назад, я подчеркнула, что эта девочка обладает не совсем теми чертами характера и наклонностями, которых я могла бы желать. И если вы примете ее в Ловудскую школу, я бы очень просила вас, пусть директриса и наставницы как можно строже следят за нею и борются с ее главным грехом – наклонностью к притворству и лжи. Я нарочно говорю об этом при тебе, Джейн, чтобы ты не вздумала вводить в заблуждение мистера Брокльхерста.

      Недаром я боялась, недаром ненавидела миссис Рид! В ней жила постоянная потребность задевать мою гордость как можно чувствительнее! Никогда я не была счастлива в ее присутствии, – с какой бы точностью я ни выполняла ее приказания, как бы ни стремилась