Ельцин как наваждение. Записки политического проходимца. Павел Вощанов

Басилашвили расписку не догадался взять?

      – Нет. А надо было?

      – В общем-то нет, но… – Суханов замялся, то ли не решаясь говорить, то ли подбирая подходящие слова. – Тут у нас есть один деятель…

      – Лев Евгеньевич, не тяните – случилось что?

      – Говорит, что ты взял больше, чем отдал.

      – Вот как? И кто же такое говорит?

      – Неважно.

      – Как это неважно?!

      – Ну, он из этих, с Лубянки.

      – Понятно. И Борис Николаевич ему поверил?

      – Думаю, он ему об этом не говорил. Пока еще не говорил.

      – Хорошо. Я завтра к вам приеду и при нем позвоню Басилашвили. Узнать сколько денег я передал, проще пареной репы. Надеюсь, ваш чекист после этого не скажет, что мы с артистом в сговоре?

      …Прихожу к Суханову как на работу, к десяти утра, и вот уже четыре часа маюсь от безделья, сидючи у него в кабинете. Жду, когда Ельцин освободится. Как мне было сказано, сегодня он до крайности занят. Сначала у него был долгий разговор с Полтораниным, а после умчался на какую-то архиважную встречу. Но сказал – вернется.

      – Лев Евгеньевич, так кто же этот чекист? Я его знаю?

      – Не надо тебе этого знать! Зачем? Может, вам еще доведется вместе работать. Сам понимаешь…

      Проходит еще два часа бесполезного ожидания. Надежды, что шеф вернется – практически никакой. Но и я ждать больше не могу. Сил нет. Целый день тут сиднем просидел.

      – Я лучше к вам завтра заеду.

      – Завтра не надо. Завтра мы уезжаем в командировку. Приходи в… – Суханов листает лежащий на столе перекидной календарь, – в следующий понедельник!

      В означенный понедельник мне не до Ельцина. Не поднимая головы, работаю на «Комсомолку», пишу заметку за заметкой. Отрабатываю прогулы, не прошедшие незамеченными, – Владимир Сунгоркин, редактор Рабочего отдела, к которому я приписан, упрекнул в отсутствии должного трудолюбия. Мол, о работе политического обозревателя судят не по тому, с кем из больших политиков он на короткой ноге, а по серьезным материалам на полосе, коими Вощанов уже давно не радовал ни руководство газеты, ни ее читателей. В общем, пришлось засесть за работу. К Ельцину забегу завтра. Или послезавтра. В общем, как освобожусь, так и забегу.

      Забегаю к Ельцину в пятницу. Тот опять занят, но на этот раз ждать аудиенции приходится чуть больше часа. Встречает меня почти по-приятельски – встает из-за стола, идет навстречу и обнимает. Это хороший признак. Значит, или еще не доложили про мое «казнокрадство», или не поверил в этот бред. Но в любом случае поговорить об этом надо, и снять все вопросы. Собственно, я ради этого и пришел.

      – Борис Николаевич…

      Ельцин жестом останавливает мой оправдательный порыв и указывает на кресла в углу кабинета: давайте сядем!

      – Борис Николаевич…

      – Пока не забыл! – похоже, он так и не даст мне сказать, то, что я должен ему сказать. – У меня вопрос по визиту в Японию.

      – Как в Японию?! Мы же оттуда только что приехали?

      – Вот