Не люблю поддавки. Светлана Алешина

если психа отпустят, – каркнула Маринка, – то придется еще от него и скрываться. В принципе, жалко парня. У него горе, замкнуло его на этой статье, но, с другой стороны, и нам не легче: убить же может. Или покалечить.

      – Лучше убить, – сказала я, – калекой быть не хочу.

      – Никто не хочет, – согласилась Маринка и хлопнула себя по коленке. – Все, решено. С сегодняшнего дня я с тобой не расстаюсь и сотовик твой я таскать буду. Я, а не ты. Потому что нападать будут на тебя, а я тем временем буду звонить. У тебя может не получиться.

      – Пока будут убивать, у меня может не получиться позвонить, – медленно сказала я, привыкая к этой мысли.

      – Вы не замыкайтесь, Оля, на этом, – строго сказал Кряжимский, – я бы на вашем месте обратился в милицию.

      – За физической защитой? – спросила Маринка и крикнула: – Правильно! Пусть дают охрану!

      – За информацией! – поправил ее Сергей Иванович. – Если на самом деле было самоубийство, то нужно брать сведения из первоисточника: когда, как и что за записка. Нет ли сомнений у следователя, ну и прочее. Одним словом, нужно решить эту задачку, и чем скорее мы это сделаем, тем целее нервы будут у всех у нас.

      – Верно, – сказала Маринка, – я сама хотела предложить то же самое. Нужно разобраться. Позвони, Оля, Фиме, пусть он порасспрашивает. Заодно будет и в курсе событий в случае чего.

      Я хмуро посмотрела на Маринку, встала, взяла телефон и вернулась с ним к кофейному столику.

      Фимы на месте не оказалось, и я продиктовала его секретарю, что мне очень важно и очень срочно нужно узнать как можно больше про самоубийство Юлии Пузановой, случившееся несколько дней назад.

      – Четыре дня назад, – уточнила Маринка.

      – Откуда знаешь? – удивилась я.

      – Сказали же, что похороны были вчера. Хоронят обычно на третий день, значит, умерла четыре дня назад, – объяснила Маринка свою логику.

      – Не факт, – заметил Сергей Иванович, тихо ставя чашку перед собой, – это же не обычная, прошу прощения, смерть, да и в обычных случаях тоже не всегда придерживаются этих сроков. Не нужно уточнять.

      Я и не стала. Фимина секретарша, выслушав меня, все записала и пообещала, что как только, так сразу. Я положила трубку на место.

      – Ну что, господа репортеры, – начальственно произнесла я, – как я понимаю, на ближайшие сутки для меня самое важное дело – это выяснить подробности смерти этой женщины. Пока не разберусь, не знаю, как вы, а я и думать ни о чем не смогу, уж я-то с собой знакома.

      – Я тоже, – сказала Маринка.

      Кофе закончился, Маринка унесла кофеварку, Ромка помог унести все остальное. Все вышли, я осталась одна в кабинете. Закурив, подошла к окну. То, что случилось сегодня, было неожиданно, мало похоже на правду, но от этого на душе спокойнее не становилось.

      Покурив и подумав, я решила, что нечего тянуть время, нужно ехать на разведку. Иного ничего больше не придумывалось. Подойдя к зеркалу, внимательно посмотрела на стоящую в нем симпатичную, высокую и… в общем, очень даже не среднестатистическую журналистку, грустно подмигнула ей и спросила