Места. Дмитрий Пригов

нужны для этой цели

      Так будем ж нужной панацеей

      А против общего врага

      И мы народом встанем целым

      Как видим, неопределимость и бессмысленность «вечной» категории народа компенсируется изобретением фигуры врага – фигуры «другого», вокруг которой и кристаллизуется миф о народе. Ход этот становится особенно важен в силу того обстоятельства, что начиная примерно с 1974 года Пригов вступает в, условно говоря, соц-артистский период, отмеченный созданием стихов, написанных «с точки зрения народа». Или же: с точки зрения отсутствия – языка, позиции, места, – привязанной только к фигуре «другого»: иностранца, идеологического врага, преступника. Вот почему центральной фигурой приговского соц-арта становится Милицанер, само существование которого определяется наличием врагов. А любимый враг – разумеется, «мериканский президент»:

      Что же нас Рейган так мучит

      Жить не дает нам и спать

      Сгинь же ты, пидер вонючий

      И мериканская блядь

      Вот он в коросте и в кале

      В гное, в крови и парше

      Что же иного-то же

      Вы от него ожидали

      (Трудно удержаться от замечания о том, насколько эти модели оказались живучи: разве что Милицанер заменился в XXI веке на эфэсбэшника, а Рейган – на Обаму, украсившись расистскими подвываниями.)

      Разматывая этот способ «народного самоопределения», а точнее, изучая механизм «вечности», Пригов пишет стихи, которые иначе как чудовищными не назовешь. К примеру:

      Они так верно нам служили

      Китайцы желтокожие

      И несмотря мы с ньми дружили

      На то что желтокожие

      Теперь они все Мао служат

      Китайцы желтокожие

      И с нами яростно не дружат

      Видать что желтокожие

      Не будут снова нам служить

      Китайцы желтокожие

      И будем снова с ньми дружить

      Пускай что желтокожие

      Само собой, «народная точка зрения», оборачивающаяся в этих стихах самым искренним расизмом в сочетании с имперским высокомерием по отношению к «предательской» колонии, не совпадает с точкой зрения автора – что маркировано по меньшей мере языковыми сбоями и неправильностями. Пригов в том же цикле «Из девяностошестикопеечной тетради» (1976) спокойно доводит логику ксенофобии до конца – им, естественно, становится каннибализм:

      О, мясо сладкое сограждан дорогих

      Оно вкусней германцев недешевых

      И мериканцев двутридорогих

      И негритянцев уж для всех дешевых

      Такая наша строгая страна

      Себя вкусила памятно она

      Как и не снилось ни одной стране

      И не проснулась – значит не во сне

      Вместе с тем конструирование врага понимается приговским субъектом как символическое занятие, снимающее противопоставление социума и природы и вписывающее «нас» – в ту же самую, тотально обессмысливающую вечность:

      Когда твой враг к тебе приходит

      Так и скажи ему: Мой враг

      И вы почувствуете вдруг

      Такую