Избранные труды по русской литературе и филологии. Евгений Тоддес

Вяземского). Рассуждения Вяземского могут показаться всего лишь «справедливо» уравновешивающими европейское и национальное начала. Однако реакция Тургенева свидетельствует о том, что они были сформулированы и воспринимались не как сбалансированные, а скорее как парадоксальные, особенно потому, что пафос других страниц книги был явно западнический. Замечание Тургенева «Впоследствии ты сам себе противоречишь», по сути дела, имеет в виду доминирование западнической точки зрения в монографии. Это полностью подтверждается в главе о письмах Фонвизина из‐за границы. Здесь Вяземский в смягченном виде повторяет суждения «отрицательного патриотизма», а материал биографии Фонвизина, как установлено, подает полемически и модернизированно – в свете споров с Пушкиным, начавшихся по поводу польских событий 1830–1831 гг.205 М. И. Гиллельсон определяет позицию Вяземского как промежуточную между русофильствующим Пушкиным и западником Тургеневым и отмечает, что позднее, около 1833 г., когда Вяземским был написан меморандум «О безмолвии русской печати», он и Пушкин сошлись на необходимости разъяснить в прессе политику русского правительства в польском вопросе206. Для нас существенно, что точка зрения Вяземского внутренне сложна, и, по-видимому, именно этим обусловлена его срединная позиция и последующее сближение с Пушкиным. Срединная по отношению к двум другим точкам зрения, эта позиция не является простым компромиссом, но сама (внутри себя) создается напряжением двух начал.

      Подтверждение этому можно найти и в других, в том числе более поздних текстах Вяземского. В статье «Языков и Гоголь» (1847) национальная тема развита следующим образом. Высказывается утверждение, согласно которому Державин и Языков – поэты национальные («ни капли иноплеменной крови»). Это положение ограничивается и усложняется специально заявленным отказом от понятия «народность» – тезис в данном контексте и на фоне эстетических и литературно-критических представлений эпохи не менее парадоксальный, чем апология «часословного» воспитания, – причем используется парафраза того же афоризма Карамзина, но уже без оговорок, которые понадобились в «Фонвизине»: «Первоначально мы люди, а потом уже земляки, то есть областные жители»207. Но отказ от понятия «народность» в свою очередь не безусловен, поскольку Вяземский здесь же предлагает собственное его толкование в противовес бытующим ложным, одно из которых обозначено как «призрак немецкой философии». Последнее не случайно – о славянофильстве в целом Вяземский писал: «<…> эти отчаянные русословы – более всего немцы <…> коренная Русь, верно, их не понимает и не признает»208.

      Таким образом, дискурсивная энергия Вяземского постоянно затрачивается на диалектическую работу конструирования некоей равнодействующей между западническим и русофильским направлениями его мысли209.

      Что

205

Новонайденный автограф Пушкина / Подготовка текста, статья и комментарии В. Э. Вацуро и М. И. Гиллельсона. М.; Л., 1968. С. 79–87; Гиллельсон М. И. П. А. Вяземский… С. 211–215.

206

Гиллельсон М. И. Указ. соч. С. 214, 227.

207

Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1879. Т. ІІ. С. 312.

208

Гиллельсон М. И. Указ. соч. С. 297.

209

Ср. в послании «К Языкову» (1833), где тщательно выдержанное на протяжении первых двадцати стихов развернутое уподобление «студенческие стихи Языкова – русское завоевание Дерпта под знаменем Державина» разрешается не «победой», а «союзом»: Языков

Священный заключил союз:Орла поэзии двуглавойС орлом германских древних муз.Он твой, сей Дерпт германо-росский!и т. д.

Со всем сказанным ср. также замечание В. В. Виноградова о том, что стиль Вяземского сочетает «краски Вольтера, Шатобриана, Бенж. Констана и русской барской простонародности» (Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961. С. 374–375).