Жребий праведных грешниц (сборник). Наталья Нестерова

о чем, Фисонька, какая мышь каркает?

      – Да это я так… Не буду сейчас об этом… Ой, Ерема, ты чего? – плакала и улыбалась Анфиса. – Ты чего, дедушка, удумал?

      Муж расстегивал ей блузку на груди.

      Жалость к женщине всегда возбуждала его. А сейчас жалость смешивалась с ликованием, с восхищением женой, которая открылась ему обликом неожиданным и прекрасным.

      – Крокодилица? – не без лукавства спросила Анфиса, откидываясь на кровать и принимая тяжесть мужниного тела.

      – Нет, – пробормотал Еремей и без обычной издевки, ласково-страстно добавил: – Королевна!

      Их слезы смешались, и тела сплелись.

      Радость и счастье – негаданные, противоположные ожидаемым событиям и потому еще более острые и сильные, слезы восторга – все это смело́ в Анфисе напластования внутренних запретов и железных правил, никогда, впрочем, и не ощущавшихся ею как насильственное подчинение чужой воле, чужой морали. Правила и ограничения Анфиса сама себе установила. Но от этого они не становились легче или необязательнее. Теперь же ее чувства оголились, точно ветки и веточки от коры очистили и стали они нежно-бело-зелеными, против старых – корябаных, сухих, коричневых.

      Впервые в жизни Анфиса чутко откликалась и телом, и дыханием, и стуком сердца на ласки мужа. Необычность ощущений была настолько поразительной, что Анфисе казалось, будто она – уже не она, а какая-то другая женщина, влезшая в ее тело и получающая неземное удовольствие. В финальном толчке их голоса слились – победно-освободительный стон Еремы и протяжный неукротимый вой Анфисы.

      Марфа и Нюраня сидели в горнице. Они видели, как сама не своя скрылась в родительской спальне мать, как бросился за ней отец. Им казалось, что слышны рыдания Анфисы. Но ведь она никогда не льет слез! Да и детишки в соседней комнате плакали хоть и тоненько, но дружно и требовательно. Значит, живы-здоровы.

      – Может, с Парасенькой что? – прошептала Марфа. – Отходит?

      – Типун тебе на язык! Василий Кузьмич шприцы бы потребовал для инъекций, случись что.

      – Или шипцы…

      – Марфа, какие шипцы, когда дети уже родились?

      И тут из родительской спальни донесся стон-вой. Марфа и Нюраня испуганно схватились за руки.

      – Надо Василия Кузьмича кли-кликнуть, – проклацала зубами Нюраня.

      Точно подслушав, он сам вышел в горницу.

      – Где Анфиса Ивановна? – Доктор привык к тому, что все в доме решает хозяйка и без ее приказа никто шагу ступить не смеет.

      – Они там… такое, – дернула головой в сторону родительской спальни Нюраня и тут же заткнулась, потому что Марфа больно двинула ей локтем в бок – молчи!

      Марфа хорошо помнила этот стон свекра.

      – Черт знает что! – недовольно проворчал Василий Кузьмич. – Все куда-то подевались. Марфа! Ты чего таращишься, как бешеная рыба?

      – Детки? И Парасенька?

      – Все в порядке. Вот что, Марфа, налей-ка мне из графинчика, что в буфете.

      – Дык